Опрокинутый город
Шрифт:
Стрекоза описывает треугольник: борщевик – кувшинка – физалис, борщевик – кувшинка – физалис – и под трубу… потом вылетает обратно на свет. Она движется как на пульте дистанционного управления. Я точно могу предугадать, когда она появится снова и каждый отрезок движения над стоячим зеленым ковром.
Только голубоватое брюшко маневрирует: случайно – тык, случайно – тык – как указующая стрелка щ-щ-щ-щ – трель крыльев трель крыльев – щ-щ-щ-щ – легкая, солнечная – крылья – щ-щ-щ-щ – планерная, легкая, легкая…
Я знаю,
Жих – чуть вздрагиваю при мысли – «вешалка» в плечах.
Жих – кувшинка, одна, одна, замершая лодочка в рясковой зелени – Жих – шарик физалиса на ряске-снегу, лежит – трель крыльев трель крыльев щ-щ-щ-щ
Глаза, глаза стрекозы, они как иглами исколоты – я их представляю – глаза, слепые глаза… перед моими глазами! Щ-щ-щ-щ-тр-р-р-р-р – и крылья! – тр-р-р-р-р-р-р – уже в голове – я чувствую, чувствую, сильно работают, сильно, как лопасти, лопасти – в моей голове – тр-р-р-р-р – сильнее, сильнее, вентилятор размалывает воздух – как некий шумящий дух.
Стрекоза зависла, зависла, глаза, глаза, и лопасти, лопасти, крылья – тр-р-р-р-р-р
– в голове ни капли соображения, бездумные глаза стрекозы…
Я будто смотрю – в ее глаза – там нет души, только поры… слепые поры.
Ш-ш-ш-ш-ж-ж-ж-ж-ж-ж – вентилятор в моей голове. Лопасти работают, работают, нагнетают – отдаляются, нагнетают – чуть отдаляются – нагнетают, нагнетают, нагнетают!!..
Вот такого размера – я вообще опешил, опешил – ш-ш-ж-ж-ж – ее ведь очень сложно поймать, очень сложно, сложно – ж-ж-ж-ж-ж – вот такого размера
Сергей, это Сергей! Но я не вижу лица… Только слышу и ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж, лопасти работают, работают! Он такой радостный был Николька мой сын все ходил и ходил туда-сюда все ходил – колесом велосипеда ее переехал – ходил ходил не мог остановиться, представляешь? Это было на закате, закате…
У стрекозы глаза как два микрофона, слепые.
Лопасти, лопасти работают, работают! Он такой радостный был, Николька, мой сын, все ходил и ходил туда-сюда, все ходил, ходил ……………………………………………………………………………………………………
Все исчезает. Я снова просто смотрю на речку.
На стрекозу над настилом зеленой ряски… ступить на него? Под ним совсем невидно воды – ряска как ковер.
Стрекоза над водой. Сейчас она – над шариком физалиса. Она движется как запрограммированная. А я будто держу пульт управления с антенной. Метнулась – висит над борщевиком; метнулась – над кувшинкой; метнулась – над шариком физалиса; метнулась – над борщевиком, метнулась – висит над кувшинкой…
И вдруг представляю лицо Сергея. Такая странная, безумная ухмылка у него. Таращит глаза – как от вздорного удивления или глупости. А его щеки и лоб как бы засвечены воспаленными полосками солнечного света.
– Может это мои ноги?.. – произносит он.
– Что? – слышу свой вопрос.
– Я подумал… может, это мои ноги? – повторяет Сергей этим одуревшим голосом.
– Что?
Удивленная, одуревшая улыбка
– Мой сын проехал велосипедом… я подумал, может это мои ноги? Я тогда не смог бы все время ходить туда-сюда.
А позади Сергеевой головы – участок. И все вокруг в этом воспаленном, бело-розовом свете. И еще справа – часть облепиховой ветви. Тоже засвечена странным, больным светом. Ветвь… словно в больном, жарком снегу.
– Что? – опять мой вопрос.
А лопасти работают опять работают в голове жарко жарко размалывают…
Ветвь облепихи? Откуда? У Сергея ведь нет никаких деревьев на участке…
Воспаление. Больной свет, который передается и в мозг…
Снова смотрю на речку. Стрекозы невидно – она в трубе. Сейчас вылетит наружу.
Глава 5
Через минуту я отправляюсь домой.
«Что это было вообще?..»
В голове у меня так и стоит яркий световой взрыв. Потом чувствую в себе уже противоборствующую силу – этим непонятным видениям. На несколько секунд опять хватаюсь за виски, стараюсь подавить, подавить… в то же время, и сам не знаю, что подавляю.
Сергей? Он никогда не говорил мне о…
Может, это мои ноги? – глупая одуревшая улыбка. Как у пятилетнего ребенка.
Лопастей вроде больше не слышно.
На несколько секунд я успокаиваюсь…
Потом у меня появляется странное чувство как бы… будто мой разум намагничен какими-то постыдными воспоминаниями из детства; которые хочется зарыть глубоко насовсем. Какие-то нелепости, которые совершал, кривляния – и взрослому человеку неловко и глупо даже вспоминать о них. Но в то же время, мне совершенно невозможно понять, о чем идет речь. Это чувство как бы без привязки …………………………………………………………………………………………
Спустя где-то час я опять возвращаюсь к речке и вижу… что стрекоза уже не мечется, но плавает в ряске на поверхности воды. Ее синеватое брюшко изогнулось, а крылья жестоко слиплись и перекручены; и залеплены ряской. Но она еще жива и строчит лапками в клейкой воде. Но на сушу стрекоза не выберется, я это вижу, она на самой середине между бережками и совсем увязла.
Несколько секунд я смотрю… в каком-то замешательстве. Потом что-то подталкивает меня – я беру корявую палку, ступаю в траву на самый край и, прогибаясь вперед, стараюсь подцепить стрекозу, осторожно, медленно – сделать это не так просто…
В конце концов, мне удается подтянуть ее к самому берегу, и дальше я вырываю лист мать-и-мачехи, пересаживаю стрекозу на него. Брать рукой… легкий страх закрадывается. Отношу ее в траву.
Проделывая это все, я почему-то думаю: «я будто спасаю человека». Это странное чувство… доброты, но какой-то щемящей и благоговейной, которую мне, скорее, неестественно и некомфортно проявлять.
Да, стрекоза, конечно, погибла бы.
Но зачем я вообще стал ее вытаскивать? Не знаю.
Я сижу на корточках и смотрю на нее, лежащую в траве. Она вся вымокла, и кое-где к ней пристали кусочки ряски. Брюшко изогнулось крючком, прозрачные крылья слиплись и перекручены от клейкой воды.