Опрометчивые желания
Шрифт:
Мысли о последнем всколыхнули воспоминания: узкая комната с железной кроватью, на которой лежал отец — с провалившимся носом, язвами по всему телу, окруженный смрадом и темнотой. Открывать окна или даже отодвигать шторы запрещала мать, которая ни разу не зашла внутрь, предпочитая дожидаться доктора у порога. А вот Алрой, как старший сын сэра Шелди-Стоуна, не мог себе этого позволить. Стоя у кровати с солдатским бельем, которое потом сжигали на заднем дворе, он не позволял себе даже прикрыть нос платком, в отличие от доктора Бердмана. Врача отец выбирал сам: «Если кто-то и заработает на моей смерти, — скрипуче говорил он, выталкивая слюну
Алрой не жалел Шелди-старшего и никогда не любил — его всегда интересовали только деньги. Наверное, мать тоже не пылала страстью к мужу — он взял ее только ради золотых приисков в Америке, которые дед давал в приданое. Отец не скрывал этого ни от тестя, ни от высшего света, ни от супруги. Более того, матери приходилось постоянно выслушивать его колкие шуточки по поводу пышных форм и кривого рта. Правда, сколько сам Алрой не разглядывал Дорети — не видел этого изъяна. И вот теперь, когда он стоял у кровати щуплого старика, приговоренного судьбой на гниение до последнего дня, внутри плескалось отвращение. Неприязнь, копившаяся годами, в итоге вылилась в каменное лицо и равнодушно-холодный взгляд. Хотелось, чтобы отец видел именно это и запомнил навсегда. И даже после смерти, кипя в самом большом котле, Шелди-старший трясся бы от негодования, что его презирает мелкий щенок, как он не раз называл сына, когда вваливался домой под ночь пьяный и пропахший дешевыми шлюхами из бедняцких кварталов.
На следующий день после того, как доктор Бердман сообщил, что медицина бессильна, Алрой уехал в Индию. Его не волновало, что отец оставался на попечение и милосердие Дорети Шелди-Стоун, словно коршун следившей за каждой лишней тарелкой бульона или тюбиком мази, отправленным в правый флигель. Но не только ее переполняли отвращение и ненависть, и Алрой подозревал, что сам придушил бы старика, если остался бы хоть на день. В Индии он и купил этот кальян, украшенный золотистым рисунком со слонами и девушками с кувшинами на головах. А когда вернулся, то узнал, что мать совсем обезумела и никого не подпускала к комнате старика-Шелди.
— Он страшно кричал, — дрожащим голосом отвечала прислуга на расспросы Алроя. Похоже, она боялась наказания за то, что не пошла наперекор хозяйке и не отперла хозяина. — Но госпожа заперла вход в башню и сказала, что выгонит на улицу любого, кого увидит в правом флигеле. Мы даже не убирались там этот месяц…
Дальше Алрой не слушал — кликнул дворника Стивена и направился к башне. Дверь подалась не сразу, только после того, как слуга смазал ржавые петли, она с ужасным скрипом отъехала в сторону. Первое, что ощутил Алрой — запах. Чудовищная гнилостная вонь, которая проникала всюду — лезла в уши, врывалась в нос, сочилась в сомкнутые губы. Не стесняясь хозяина, Стивен тут же заткнул рот рукавом. Алрой не стал его оговаривать, впрочем, он и сам едва нашел в себе силы, чтобы не последовать примеру дворника. Но они кончились, как только он осветил темный проем керосиновой лампой. Тут же за спиной раздался сдавленный крик, а потом — топот тяжелых сапог Стивена.
У самой двери на коленях лежал скрюченный труп — полусгнивший, обтянутый костями остов с пустыми глазницами, в которых копошились опарыши. Похоже, отец скребся в дверь до последнего вздоха, даже умер с запрокинутой головой. Алроя стошнило прямо здесь — у порога и не отпускало, пока дворник не привел на выручку еще слуг. Никто не решился трогать мертвеца руками — его выволокли вилами,
Алрой выдохнул, зажмурился, прогоняя призрак отца. Старик Шелди частенько повадился мелькать перед глазами, едва голова заполнялась наркотическим туманом. Стоял поодаль и жалобно пищал, как комар, сверкая огненными впадинами по обе стороны переносицы. Но на этот раз легко избавиться легко от него не удалось — отец продолжал маячить перед мысленным взором.
— Пошел прочь! — отмахнулся Алрой, но видение не исчезло. — А-а! Чтоб тебя демоны драли! Стой тут, если больше дела нет!
Затянувшись последний раз, Алрой откинулся на спинку кресла и погрузился в блаженное ощущение бесконечности.
Глава 10
Последнее время Эндрю раздражало то, как на него смотрит хозяин. Сначала он взирал на него с восторгом, потом, видимо, привык и вообще перестал обращать внимание. Теперь же все чаще смотрел изучающее, будто пытал взглядом. Никогда, даже в прошлой жизни, Эндрю не был предметом излишнего внимания и насмешек. Однако теперь все чаще казался себе шутом на ярмарке. Положение такое нравилось ему все меньше, но как его поправить, он пока не придумал. А потому продолжал выполнять особые поручения Его Величества.
В этот раз случай, видимо, был не из простых, так как господин Норвард пожелал видеть Эндрю во время второго завтрака. Обычно хозяин не желал есть при нем. Почему — Эндрю догадывался, но догадки свои держал при себе.
Господин Норвард сидел за скромным письменным столом. На нем в тарелке еще пыхал жаром омлет с беконом и луком, рядом лежали приборы — нож и вилка, завернутые в чистую белоснежную салфетку. Эндрю знал, что после трапезы она отправиться в мусорное ведро. У хозяина было такое правило, чтобы ненароком ему не подсунули использованную салфетку еще раз. Впрочем, то же касалось и нижнего белья, и постели. Эндрю не раз отмечал патологическую брезгливость господина Норварда. Даже своих советников он приветствовал, пожимая им руки в перчатках.
Впрочем, Эндрю позвали не разглядывать пищу хозяина и не рассуждать о его добродетелях, а изложить дело. А для этого не требовалось приглашения, Эндрю знал, что с той самой минуты, как за ним закрылась дверь, господин Норвард уже его слушает.
— Насколько мне стало известно, миссис Виктория Неверти проживает у супруга в фамильной усадьбе. Сам он не выходил из дома уже несколько лет. А вот Виктория каждый день совершает прогулки, правда, дальше ограды парка не выходит. Вообще, она крайне редко покидает усадьбу. Насколько мне известно — по распоряжению мужа…
— Мне это мало интересно, — оборвал его хозяин, деля омлет серебряным ножом с искусной золотой огранкой. — Как она там живет, что у нее за муж и все их дела меня мало интересуют, говори дело.
— Узнать это было сложно, почти все слуги в их доме преданы до подобострастия, но не все из них могут хранить язык за зубами. Насколько мне стало известно, супружеских отношений между Альбертом и Викторией нет.
Господин Норвард ловко подцепил вилкой первый кусок омлета и отправил в рот, причмокнул, давая понять, что еда приготовлена отменно.