Опрометчивый поцелуй
Шрифт:
Узнав об этом, Ларс немедленно позвонил деду. Их связывали особые отношения. И если Ларс никогда не жаловался матери и старался не огорчать ее своими переживаниями, то с дедом Улле можно было говорить обо всем.
Улле знал, что внук расстался с Биртой и что после этого Ларс пал духом. Как пожилой человек и как бывший военный, он придерживался консервативных взглядов и потому осудил поведение молодой датчанки. А узнав, что внук влюбился, он с удовольствием – в который раз – выслушивал рассказ Ларса о встрече с зеленоглазой тасманийкой.
После этого дед прочитал о Тасмании всю литературу, какая только была на датском языке, и приобрел привычку в свободное время рассуждать о коалах, опоссумах и утконосах. А Бирту после ее разрыва с внуком
Когда Улле узнал, что зеленоглазая Маргарет любит лошадей и занимается ими профессионально, радости его не было предела. Ведь старик сам разводил лошадей и знал в них толк.
– Ты должен обязательно пригласить Маргарет в Данию, – настаивал он. – Покажешь ей все знаменитые дворцы и памятники истории, которым не сто тридцать, а тысяча сто тридцать лет или около этого. – Он победоносно взглянул на внука. – А потом привезешь ее ко мне на ферму. И мы поговорим с ней как два профессионала. Кони – тема бесконечная. Знаешь, Ларс, – он радостно похлопал внука по плечу, – я так ясно представляю себе Маргарет, что уже люблю эту зеленоглазую девчонку. Ты обязательно должен жениться на ней. Я чувствую, вы будете счастливы. Мне кажется, что ты наконец встретил девушку бескорыстную, которой будешь нужен только ты сам. Мой единственный сын, твой отец, очень любил Виви, твою мать. Я горюю о его гибели не только потому, что потерял сына, я переживаю за Виви. Она ведь еще молода и хороша собой. Но гибель мужа стала слишком большим ударом для нее. И ты после разрыва с Биртой поник, боялся новой любви, боялся предательства. Но мне кажется, что Маргарет – другая. Основательная, трудолюбивая, с чувством юмора. Чувство юмора, между прочим, очень важно, так и знай, – ведь ему нельзя научиться. Оно либо есть, либо его нет. А в семейной жизни без юмора просто нельзя. Твоя бабушка Лизе тоже была веселой и юморной, но у нее было слабое сердце, а тогда шунтирование не делали. Тридцать лет прошло, как она умерла, а мне все вспоминаются ее смех и шутки. – Улле вздохнул и горестно покачал головой. Он вышел из кухни и долго сморкался в платок, вытирая слезы. А когда вернулся на кухню, то подошел к внуку, обнял его и сказал: – Пригласи Маргарет в Данию. И обязательно расскажи о ней маме – Виви начнет хлопотать, волноваться за тебя и немного забудет о своих печалях.
Дед был прав. Виви просто помолодела на глазах, узнав о том, что ее сын влюбился. Она без конца расспрашивала его о Маргарет, о ее внешности, привычках и, конечно, о ее семье. Иногда, когда Ларс ночевал в казарме, Виви – с его разрешения, конечно – общалась в Интернете с Маргарет и ее родителями.
– В общем, так, сынок, – однажды решительно сказала она, – ты должен пригласить Маргарет в Данию.
Ларс как-то странно поглядел на нее.
– То же самое сказал мне дед.
– И он прав, – пожала плечами Виви. – Когда ты это сделаешь?
– Мама! – Ларс хмуро посмотрел на нее. – Ты думаешь, что если я приглашу Маргарет в Данию, то она обязательно приедет? – Он нервно забарабанил пальцами по столу. – Ведь я видел ее всего один раз. И то буквально несколько секунд. А после этого мы общались только по Интернету. И хотя я написал ей еще в самом первом послании, что… – он запнулся на мгновение, – люблю ее и что верю в любовь с первого взгляда, сама Маргарет ответила мне, что в любовь с первого взгляда не верит. И больше мы эту тему вообще не затрагивали. – Он закусил губу. – Я совсем не уверен, испытывает ли она ко мне какие-то по-настоящему серьезные чувства. Настолько серьезные, чтобы она согласилась прилететь в Данию.
– Ну, сынок… – в сердцах бросила Виви, удивленная и разочарованная нерешительностью Ларса.
– Мне кажется, мама, будет правильно, если я сам приеду к ней. И встречусь с Маргарет. Так, чтобы эта встреча отличалась от той, когда она вскочила на коня и ускакала от меня. И тогда, может быть…
– Когда ты сможешь поехать на Тасманию? – в упор спросила Ларса мать.
Он
– Боюсь, что не скоро. Свой отпуск я использовал совсем недавно. А новый получу не раньше чем через полгода.
– Полгода – это большой срок. Очень большой.
– Я понимаю, мама, – опустив глаза, согласился Ларс.
– Надо что-то придумать, – решительно произнесла Виви. – Если ты не можешь приехать к Маргарет, значит, надо сделать так, чтобы она захотела приехать к тебе.
– Захотела… – Губы Ларса скривились в горькую усмешку. – Для этого надо, чтобы она по крайней мере влюбилась в меня!
– Влюбилась или поняла, что ты испытываешь по отношению к ней достаточно серьезные, настоящие чувства. – Виви откинула светлую прядь со лба. – Если она почувствует, что ты по-настоящему увлечен ею, то, пожалуй, сама захочет приехать к тебе в Данию. К тому же, я уверена, поездка в нашу страну вещь заманчивая для любого путешественника, тем более с Тасмании. – Она сжала руку Ларса. – Подумай об этом, сынок. Ты сам должен со всем справиться… тут я не могу тебе ничего советовать.
Ларс думал об этом, вышагивая по площади перед четырьмя королевскими дворцами, но ничего почему-то не приходило ему в голову, хотя, казалось бы, мерное хождение взад-вперед располагает к раздумьям. И вдруг он услышал громкий женский голос:
– Хочешь, верь мне, Лайма, хочешь, нет, но все решилось после того, как он подарил мне сервиз «Ройял Копенгаген».
Невольно скосив глаза, Ларс увидел двух коренастых загорелых женщин в почти одинаковых белых юбках и темно-синих топах, с массивными янтарными бусами на шее. Такие огромные янтарные бусы могли носить представительницы только двух прибалтийских стран, где была особенно развита культура добычи и обработки янтаря. Дании и Латвии. Похоже, эти две женщины были как раз из Латвии…
– До этого он возил меня на Гавайские острова и на остров Бали, летал со мной в американский Диснейленд и на Аляску, где мы с ним ловили форель в горной арктической речке, но после того, как он торжественно вручил мне сервиз, сделанный на Королевской фарфоровой фабрике, мама сказала: «Да, это настоящий жених. И он будет всегда любить тебя».
Спутница женщины засмеялась.
– Значит, ты измеряешь мужскую любовь чайными сервизами, Гунта? Не слишком ли дешево ты ценишь себя?
– Дура ты, Лайма, – обиженно фыркнула Гунта. – Дело не в сервизе, а в том, что он символизирует надежность и внимание, стремление создать семейный уют, уважение к традициям, наконец. Ведь Королевской фарфоровой фабрике больше двухсот лет. И если моя семейная жизнь будет такой же надежной и стабильной, то чего мне еще желать, Лайма?!
Ларс, замедлив шаг настолько, насколько это позволяла строгая инструкция, старался держаться рядом с женщинами, затаив дыхание и ловя каждое их слово. Кажется, теперь у меня появился шанс, пронеслось у него в голове, и его глаза задорно заблестели.
На следующий день, едва закончилась его служба, Ларс прямиком направился на площадь Амагерторв. Он издалека увидел красивый старинный дом эпохи Ренессанса, над которым развевался флаг с эмблемой «Ройял Копенгаген» – три синие волнообразные линии.
Войдя в магазин, Ларс на мгновение застыл, пораженный, как и практически все посетители, бесконечным разнообразием и непередаваемым изяществом того, что было выставлено в бесчисленных витринах. Наконец, справившись со своими эмоциями, он подошел к прилавку.
– Я хотел бы купить чайный сервиз, – обратился он к высокой стройной продавщице. – Но мне надо… – он на мгновение замялся, – чтобы он обязательно понравился женщине. – Сделав глубокий вдох, Ларс уточнил: – Молодой женщине.
– Я поняла… Это должен быть сервиз, в котором лучше всего сочетаются изящество и элегантность и который больше всего соответствует облику юной красоты. – Женщина за прилавком улыбнулась. – У нас есть такой. Это копия того сервиза, что был придуман великим мастером Йорном Йенсеном, работавшим в самом начале девятнадцатого века.