Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология
Шрифт:
Поведение этого молодого человека выявляет незрелую маскулинность многих зависимых женщин, которые видят во сне какую-то катастрофу, и у них возникает неизбывное чувство иррациональной вины за то, что они когда-то бессознательно совершили. Их подавленная агрессивность делает их послушными. Тем самым, отреагируя вовне свою зависимость, они сами себя теряют. То, что следовало сделать, было бесчеловечно и совершенно невозможно; потому, несмотря на телесное присутствие, их личность полностью отсутствует. Если они войдут в контакт с первичной травмой и появится позитивная маскулинная энергия, которая поможет им вернуться к реальности, их развитие будет продолжаться, начиная с возраста, на котором оно затормозилось. Если эта энергия появляется в образе
В мифологии это состояние передается через образ Парсифаля в романтической повести Кретьена де Труа (около 1185 г.), представляющей собой одну из первых версий поиска Святого Грааля. Грааль - это кубок, из которого на Тайной Вечере вкушали вино Христос и апостолы и который, согласно легенде, привез в Англию Иосиф Аримафейский. Однако в повести Кретьена де Труа не дается христианской интерпретации существования Грааля. Парсифаль остановился в замке Короля-Рыбака, где оказался свидетелем таинственного ритуального шествия, во время которого вынесли окровавленное копье и сверкающую золотую чашу. Отец и два старших брата Парсифаля погибли в рыцарских сражениях, когда он был еще мальчиком. Он обещал матери, которая смертельно боялась за судьбу единственного оставшегося в живых сына, что станет рыцарем при условии, что будет почитать дам, регулярно ходить в церковь и не задавать вопросов. Таким образом, посвящение Парсифаля в рыцари состоялось под эгидой его трепетной матери, а потому его первые робкие претензии на Грааль больше напоминали поведение в присутствии мрачной утробы старухи-матери, чем отношение к святому сосуду. Затем чаша служит сосудом для раненого фаллоса ее сына, символизируемого окровавленным копьем, представшим взору Парсифаля. Следуя наставлениям матери, он не решается задать ни одного вопроса относительно того, что увидел. На следующее утро замок Короля-Рыбака исчезает.
Юнг верил, что в образе Парсифаля нашел свое воплощение архетипическим образ маскулинности, чрезвычайно характерной для двенадцатого столетия. Парсифаль ведет себя также, как Кит, который входит в класс, не входя в него. То, что предстает перед ними обоими, одновременно имеет место и не имеет места, если и существует, то в мире, где все происходит «однажды». То, что не представляли себе ни Кит, ни Парсифаль, затерявшись в подростковом бессознательном, был поиск. Поиск идеализированной матери своего детства, поиск, который тайно направлял и определял их поведение, имевший в своей основе фаллос, раненый в погоне за сияющим сосудом женственности. До тех пор, пока маскулинность скована материнской фантазией, существует опасность превращения подростковых свиданий (в любом возрасте) в ритуальную кастрацию.
Неумение задать вопрос: «Кому служит Чаша Грааля?» оставляет Парсифаля в объятиях изможденной матери, единственное желание которой заключается в том, чтобы защитить его от жизни и держать в психологической зависимости от ее усохшего чрева. Кроме того, эта неудача оставляет в бездействии старого Короля-Рыбака. По мнению Кретьена де Труа, Парсифаль изначально совершал свои рыцарские подвиги бессознательно. Не умея себя оценить и отождествляя себя со своими деяниями, он тем самым отрицал содержащееся в них психологическое развитие. Так, например,
Парсифаль Кретьена де Труа символизирует анимус многих современных женщин, незрелая маскулинность которых не может сказать НЕТ зависимости, налагающей на них заклятье, которое заставляет их томиться в тюрьме бессознательной матери. (Колдунья Кирка превращала спутников Улисса в свиней, животных Матери-Земли.) Слишком часто женщины путают свою израненную и потому слишком чувствительную маскулинность со стремлением к воссоединению с отвергавшей их матерью. В таком случае их неизбежно привлекает мужчина, занятый бессознательными поисками потерянной матери. Они находят в нем воплощение своей потребности в воссоединении. В результате Парсифаль-возлюбленный неизбежно тянет их вниз, в материнскую обитель, и в этом заключается истинная суть mise-in-abyme (сцены скрытого действия) их зависимости.
Анимус, принимающий образ подростка-Парсифаля, - это маменькин сынок, лишенный в своих поступках способности отличать одно от другого. Это сын, выросший без отца. Возможно, он несет в себе материнскую духовную проекцию и потому лишен связи со своим телом и земным чувством. Его теневой стороной может быть дьявольский фаталист, постоянно соблазняющий зависимого человека пройти по краю пропасти. На одном уровне жизнь становится такой пустой, что лишь флирт со смертью дает возможность сознанию почувствовать вкус жизни. На другом уровне сверхъестественные усилия избежать мрачного инертного существования позволяют получить осознание смысла жизни в течение нескольких мгновений.
Женщинам с анимусом такого типа снятся тореадоры, акробаты, автогонщики, водители скоростных катеров, астронавты и водолазы. Их собственная цыганская тень становится естественным партнером для столь совершенных мужчин, которых мало заботит собственная жизнь. Их соединяет связь любови-смерти; их страсть становится анестезией, позволяя им, рискуя, использовать магию, способную их уничтожить. Их реальный вклад заключается в совершенстве обоюдной смерти. Это вечные альпинисты, карабкающиеся по отвесной скале на самый ее пик.
Женщинам, страдающим анорексией, часто снятся дьявольские любовники такого типа. Они воплощают в себе деспотизм духа, лишенного тела. Это может быть художник-гомосексуалист, обожающий изумительные формы ее тела и посвятивший себя тому, чтобы воплотить ее красоту в мраморе. Когда это застывшее в молчании совершенство достигает своей полноты, он идет дальше, выискивая другое совершенное лицо. По отношению к ней как к женщине он испытывает не больше чувства, чем испытывает она по отношению к своей женской тени. Они оба совершают убийство своей подлинной маскулинности и женственности.
В реальности, когда цыганская тень встречается с порхающим пуэром, жизнь становится безрассудно привлекательной и заманчивой. Если они вступают в брак и у них появляются дети, цыганка может превратиться в ответственную, но чем-то постоянно обиженную мать и требовательную жену. Подрезав своему летуну крылья, она его приземляет. Тогда ей становится с ним скучно; она может начать искать себе прибежище в зависимости или найти другого спутника. Так колесо делает один оборот за другим, пока не вмешается сознание.
Я не собираюсь иронизировать над такими игривыми спутниками. Многие мужчины и женщины в моем кабинете проливали горючие слезы над человеком, который принес новый свет в их мрачную пещеру. «Я снова ожил(а), - говорили они, - и не могу повернуть обратно». Играя так, как играют дети, сосредотачиваясь на игре настолько, что просветляется их воображение, можно впервые или в очередной раз разбудить спящую энергию. Если юный Парсифаль сможет задать вопрос, который принесет осознание, даже летун, позволивший себя обкарнать, может вновь расправить крылья.