Опьяненный любовью
Шрифт:
– Сэр, не извольте беспокоиться, о происшествии я сообщу своему патрону, герцогу Грейнджеру. Ему очень не понравится, что вы напали на одного из его священнослужителей.
Эти слова заставили Гарри обернуться к Годфри.
– Еще меньше ему понравится новость о том, что один из его священнослужителей – мерзкий насильник.
У викария отвисла нижняя челюсть, а лицо из красного сделалось сперва мертвенно-бледным, а потом опять красным.
– Я не насильник!
– Не насильник только потому, что вовремя появился я и остановил вас.
– Я…
– Если вы не замолчите, вдобавок к носу я сломаю вам челюсть.
Годфри закрыл рот, но лишь на миг.
– Клянусь, я немедленно напишу герцогу.
Гарри пожал плечами.
– Поступайте как вам будет угодно.
– Не сомневайтесь. – Преподобный откашлялся, переминаясь с ноги на ногу. – Я должен узнать ваше имя, сэр.
«Неужели Гарри скажет Годфри, что он граф Дэрроу?»
Конечно, нет.
– Гарри Грэм.
– Понятно… – Нижняя челюсть викария отвисла, и он, нахмурившись, на несколько мгновений застыл в полном молчании. – Грэм из семьи графов Дэрроу?
«Или сам граф Дэрроу?»
– Но герцогу вы можете представить меня просто его другом Гарри. Я здесь по его поручению. Поэтому он сразу поймет, о ком речь.
Пен даже издалека увидела, как нервно задергался кадык Годфри.
Гарри презрительно улыбнулся:
– Ну, и кому герцог скорее поверит: старому другу или… своему служащему, которого он ни разу не видел?
– Гм.
– Более того, мне почему-то кажется, что в силу сложившихся обстоятельств вы поступите разумно, если подыщете себе другое место. У меня возникли сомнения относительно желания герцога оставить на службе священника, запятнавшего себя насилием.
– Я никого не насиловал. Это она… Она сама!
– Вы и впрямь хотите отведать моего кулака?
Викарий взглянул на Пен.
– Миссис Барнс, приношу вам свои извинения, но вы должны понять, что это была нелепая ошибка.
«Нелепая ошибка?»
Ей захотелось врезать ему по носу или… по другому, расположенному куда ниже органу.
– Вы навязывали мне ухаживания против моего желания.
«Против моего желания» – это еще слишком мягко сказано.
– Я пыталась от вас отбиваться. Никакая это не ошибка, нелепая или иная. Это прямое нападение. Не появись мистер Грэм, вы бы меня изнасиловали. – При одной мысли о том, чего она чудом избежала, Пен вздрогнула.
«Нет, мне надо держать себя в руках».
Она крепче сжала палку и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
Губы Райта вытянулись в напряженную струну. Он повернулся к Гарри.
– Мистер Грэм, должен сообщить вам, что эта женщина лжет. Она выдает себя за вдову, но у нее незаконнорожденная дочь. – Годфри искоса глянул на Пен, после чего снова обратился к Гарри: – Если вы, по вашим словам, здесь по поручению герцога, а не по личным делам, вам, возможно, неизвестно, что эта женщина – бывшая любовница графа…
На сей раз удар Гарри пришелся в брюхо священника.
Ловя ртом воздух, Годфри согнулся пополам.
– Вы не слишком
Викарий кивнул.
– Отлично. И застегните наконец штаны!
Годфри завозился с пуговицами и засеменил прочь. Вид у него был пришибленный, и Пен надеялась, что угрозы Гарри на него подействуют и заставят попридержать язык.
Впрочем, какое это теперь имеет значение? Уже никакого. Репутация, которую она так долго, с такими усилиями создавала, уничтожена, независимо от дальнейших действий Годфри.
– Пен. – Гарри подошел к ней и обнял за плечи. – Не плачь.
– Я… – Она шмыгнула носом. – Я не плачу.
– Конечно, не плачешь.
Он прижал ее к себе, Пен выронила палку, упала лицом ему на грудь и разрыдалась. Так хорошо было чувствовать рядом его широкую грудь и сильные руки.
Но какая же она все-таки глупая! Ведь понятно же, завтра или послезавтра Гарри вернется в свое имение и она снова останется с Гарриет одна.
Останется с Гарриет? Он же не будет пытаться забрать у нее дочь?
Их дочь.
Гарри с ней так не поступит. Пен не сомневалась. Зачем ему Гарриет? Нет, он просто уедет, а они останутся. Она останется со своими трудностями и проблемами.
И не то чтобы они лежали на ее плечах непосильным бременем. Разумеется, нет. Она вполне с ними справляется. Просто сейчас она разнюнилась из-за ерунды.
Пен заставила себя поднять голову, высвободиться из теплых и кажущихся такими надежными объятий Гарри.
«Теперь мой дом Литтл-Падлдон. У меня есть работа. Джо, Каро и весь приют зависят от меня. Мне нужно воспитывать Гарриет. Я сильная. Я все выдержу».
– Пен, Гарриет – моя дочь?
О господи. Когда-то она часто рисовала себе эту сцену: появляется Гарри и задает ей этот вопрос. Но все это в прошлом, ни о чем таком она давно уже не помышляет. Как ей ответить?
Солгать?
Не поможет. Скажи она, что была любовницей Уолтера, он ей никогда не поверит.
– Да, Гарриет – твоя дочь.
Его лицо сделалось неподвижным и непроницаемым. О чем он думает?
– Раньше ты никогда не скрывал своих чувств.
О черт, ей не стоило этого говорить. Пен захотелось вернуть свои слова обратно. Пора их близости и общности, если она ее не вообразила, давно миновала. Сейчас оба они совсем другие. Ей не следует об этом забывать.
Гарри вымученно улыбнулся:
– Я научился осторожности.
Осторожность… Пен тоже не мешало бы ей научиться. Впрочем, она старается быть осторожной. А он показался ей таким знакомым, таким близким, таким похожим на того Гарри, которого она когда-то знала, что ей пришлось немало постараться, чтобы сдержаться и не повести себя с ним, как прежде.