Опыт автобиографии
Шрифт:
Хочу сообщить тебе одной строчкой, что я уже три недели как вернулся к своей старой хозяйке (после того как женился). А неделю назад к нам пришла удача. Моя последняя книга принесла мне большой успех — все о ней слышали, — и самые разные люди хотят со мной познакомиться. Я почти никому не сказал, что мы поднялись в общественном мнении и меня уже приглашают к себе и сегодня, и завтра, и каждый вечер целую неделю, кроме понедельника и пятницы. Получил письма от четырех издательств с предложением предоставить им мою следующую книгу, но, думается, я останусь верен своей прежней фирме. Приятно обнаружить, что ты что-то значишь после многих лет разочарований и напрасных попыток.
Какой адрес у Фреда в Иоганнесбурге? Сообщи поскорей. Перед самым вашим письмом я послал ему экземпляр «Чудесного посещения» на адрес господ Гарлик. Я бы желал все о нем знать. Несомненно, эта страна быстро поднимается. Я знаком с одним тамошним банковским чиновником, который мог бы помочь Фреду. Он был моим коллегой в школе Милна. Он шотландец, умрет богатым, человек с головой, дружески ко мне расположен и при желании мог бы дать Фреду уйму полезных советов. Зовут его Джонстон. Я возьму его адрес у Милна.
Привет отцу и Фрэнку.
Твой любящий сын
Как ты? День или два в начале года, когда Джеймсон поражал весь мир{151}, очень о тебе беспокоился и конечно же послал бы телеграмму, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке, но телеграфные линии были перекрыты, дабы передавать более важные сообщения. Я думаю, мы скоро получим подробный и живой рассказ от тебя обо всем этом. Здесь царит веселье, ходят слухи о военных делах, в мюзик-холлах распевают оскорбительные для германского императора песни, только и разговору, что о морских экипажах, и никого от Края земли до Джона о’Гроутс не волнует работа борющегося за свое существование автора. Само собой, книга, которую я собирался опубликовать, не выйдет до марта. Ты видишь, как далеко отзываются ваши уитлендерские страсти.
Со мной все в порядке. Я заработал фунтов пятьсот-шестьсот за прошлый год и надеюсь в новом заработать больше, и уж никак не меньше. Я женился, со всеми моими трудностями покончено, и совсем недавно снял очень милый домик в Лиссе с семью приличными комнатами, садом и всем, что может понадобиться моим старикам. Они переезжают на той неделе. Фрэнк намерен расширить свое часовое дело, и в целом все идет как по-писаному. Я побывал у них под Рождество, все трое хорошо выглядят и веселы. Дела Фрэнка, по-видимому, пошли в гору. Новый дом — один из дюжины или около того приличных небольших коттеджей и находится близко от церкви.
Я сейчас катаюсь на велосипеде и не так давно съездил в одно местечко под названием Одихем, которое могло пробудить старые воспоминания.
Уже написав эти строки, я получил твое письмо. Хорошо, что у тебя все в порядке. Как ты пишешь, вторжение было предпринято в интересах капиталистов, хотя Джеймсон как таковой достаточно приятный человек. Но все-таки не пристало Трансваалю якшаться с немцами. Ты читаешь газеты? В «Ревью ов ревьюс» обычно упоминается обо мне.
Сходи, навести Джонстона, если сможешь. Ты увидишь, он превосходный человек. А в один прекрасный день я у тебя появлюсь. Надеюсь, у тебя все в порядке — и с голландским языком, и с твоими делами. Есть ли надежда открыть собственное дело? Если ты освоишь голландский и привыкнешь к тамошним обычаям, у тебя появится больше возможностей, чем в нашей перенаселенной стране. Но не вздумай пускаться в спекуляции с золотыми приисками или еще чем-нибудь в этом роде. И береги деньги. А если ты войдешь в какое-то дело, доверяй старине Джонстону. Он человек первосортный, разумный, абсолютно честный. Как ты думаешь, правильно ли было уехать из Англии? В конечном счете, не так плохо, верно?
Жаль, что время летит так быстро: до конца недели я еще должен написать рассказ для одного нового ежемесячника, так что не могу больше писать тебе.
С самыми добрыми пожеланиями твой любящий брат
Вы здесь видите не голландца, а престарелого джентльмена с хорошими манерами, который не так давно проживал в Хетерли, Вустер-парк, Суррей. Он неплохо играет в шахматы, шашки и вист — крокет он освоил очень быстро — и одинаково откликается на имена Хозяин, Папочка или Старик. По возвращении в Лисс он прихватил с собой весь табак и ящик с брослийскими глиняными трубками. Неподалеку от него можно будет вскоре увидеть невысокую даму приятной наружности (что и следует из приложенной иллюстрации). Она, возможно, будет здесь на дне рождения своего среднего любимого сына, которого она называла когда Фредди, когда Феззи, когда Физзумс, а то и Мастер Фредди. Незачем говорить, что за его здоровье будут пить в должный день, как в Лиссе, так и в Хетерли, с самыми теплыми чувствами. Третья особа (иллюстрация) — что без лишних слов понятно — твой давно исчезнувший брат Чмок. Ты можешь заметить, что с годами и с увеличившимся благосостоянием он приобрел размеры, которые ему удается держать в определенных границах лишь благодаря усиленной езде на велосипеде. Он рад сообщить, что дела у него идут хорошо, книги продаются чуть ли не сами собой, несмотря на Тезоименитство. А если говорить о Тезоименитстве, то он, можно сказать, его и не заметил, разве что ездил посмотреть на броненосцы — сотни их стояли у Спитхеда и Солента. Он объезжал их два раза на катере в сопровождении того парня, которого ты видишь на рисунке. А когда он плыл по морю, король Сиама вышел из Портсмутской гавани на своей яхте и каждый благословенный броненосец приветствовал его салютом (иллюстрация). Вообще-то это поздравительная открытка по случаю Тезоименитства. Я разок-другой слышал от матери, что дела твои идут очень хорошо, и рад сейчас получить от тебя собственноручное письмо. Пусть и дальше тебе сопутствует счастье, ибо ты его в высшей степени заслужил. Пусть и дальше повторяется этот счастливый день, и радости тебе, старина!
От
Получил от тебя забавную открытку, за которую пришлось приплатить шиллинг и пенс, но я с большой радостью заплатил бы и больше за одно только удовольствие держать ее в руках. А поскольку сейчас канун Нового года, а я все время думаю о прошедшем годе и обо всем, что он нам принес, я не могу найти ничего лучшего, чем написать тебе это письмо еще до того, как наступил Новый год. Если начинать с самого себя, я в этом году все еще на гребне успеха и, мне представляется, иду ко все большей славе, поскольку мое имя распространяется по всему свету и люди, которых я в глаза не видал, из Чикаго, из Кейптауна и даже из такого далекого места, как Янг-Дзе-Кианг, что в Китае, пишут мне и говорят, какое удовольствие они черпают в моих книгах. До сих пор это принесло больше славы, чем денег, но я надеюсь, что в будущем году моя слава окажется оправлена золотом. В этом году я заработал от восьмисот до тысячи фунтов, в будущем году денег окажется больше, потом еще больше, и тогда я надеюсь осуществить планы, которые вынашиваю. Как ты знаешь, старики хорошо устроены в Лиссе, дела Фрэнка сдвинулись с мертвой точки. Когда я в последний раз был в Лиссе, то заметил в прихожей два ящика с часами и еще две коробки с разными деталями. А на следующий год (но пока он знать об этом не должен, чтобы не сглазить) я надеюсь помочь ему твердо встать на ноги. Думаю, удастся устроить его в Лиссе в хорошую лавку, а стариков поместить в лучший дом, чем сейчас. Но ты знаешь старую поговорку: «Поспешай не торопясь». Я хочу, чтоб все поскорее наладилось и утвердилось. А когда Фрэнк сделается опять почтенным горожанином, мы дождемся тебя — загорелого, крепкого и с набитым кошельком. И мы присмотрим в Уокинхеме, Питерсфилде или каком-нибудь другом подходящем месте подобающее пристанище для тебя, чтоб ты все начал сызнова и с наилучшими надеждами. Договорились? Наша маленькая старушка цветет и хлопочет, так что и лет через двадцать, а то и раньше она, не сомневаюсь, будет рада увидеть всех нас троих людьми процветающими, живущими в собственных домах и невероятно довольными жизнью. Старик тоже еще не запылился, и если не придираться, то можно считать, что его хватит еще лет на сто. Вот почему в этот приближающийся Новый год я необычайно весел и полон надежд не только на себя, но и на все наше благословенное семейство.
Доброго тебе счастья, братец Фредди.
Твой навсегда
Не знаю, доходит ли до тебя «Пирсонс мэгэзин», в апреле там начнет
Будь добр, передай привет Джонстону, он хороший парень — ты ведь заметил? Когда он уезжает? Если он приедет, мне хотелось бы, чтобы он у меня остановился и мы с ним поболтали о старых временах.
Посмотри «Сатердей ревью», если он тебе попадется. Ты увидишь среди еженедельных обозрений Г.-Дж. У. Это я — всякий раз.
Не забудь написать нашему парню и расскажи ему все про себя.
Всю прошлую неделю я собирался написать тебе и рассказать, чем я занимаюсь. Ничего не знаю о параграфе в «Букмене», о котором ты говоришь, можно мне взглянуть на него? Скорее всего, Никол что-то узнал от Барри, который нас навещал. Но параграфы в «Академии» были написаны Хиндом, редактором, после того как он сюда приезжал и мы говорили о нашей работе. Статьи о 2100 годе скоро появятся в «Графике» с цветными иллюстрациями. Я был сильно занят правкой книги, которая в апреле или мае будет опубликована братьями Харперами, и кончится мое годичное или около того молчание. Это будет вроде «Машины времени», но во всех отношениях больше и лучше. Надеюсь, люди за это время меня не забудут. Старые книги по-прежнему продаются — от четырех до шести экземпляров в неделю, принося мне пятифунтовые банкноты. Книгой, о которой говорила «Академия», занимается Линкер; это сентиментальная история в относительно новой манере. Я думаю, это он предложил ее в «Харперс мэгэзин». Называется она «Любовь и мистер Льюишем». И еще заключил договор на серию рассказов для «Стрэнд мэгэзин», но работа эта меня не привлекает. Это как разговаривать с дураками: слово лишнее скажешь — не поймут. Чуть что новое — они сразу же начинают уверять, что читатели этого не поймут. Написал два рассказа — совершенный бред, а они приняли с восторгом. Еще написал рассказ, превосходный, им же он совсем не понравился. Что ж — пойдет в другое место. Сейчас мне пишется с трудом, хотя речь идет — между нами говоря — о комическом романе в старой диккенсовской манере, со множеством забавных людей, совершающих заурядные поступки («Киппс»). Мне здесь лучше, чем где бы то ни было во времена Южного Кенсингтона, и каждый день удается хорошо поработать. Мне в один день приходит в голову столько свежих идей, сколько приходило за неделю в Вустер-парке.
Эми просила меня тебе передать, что в Скулбредс выставлена одна аппетитная индейка — как раз для тебя. Мы все вас любим. Может быть, следующей весной мы к вам и выберемся. Я не видел тебя целую вечность. Наилучшие пожелания на Рождество.
Навсегда твой
Наш толстый кот сбежал. Тактично сообщи об этом Фрэнку.
Не слишком холодно, надеюсь?
Печень тебя не тревожит?
(На рисунке — индейка по дороге в Найвудс.)
Так как близится срок, посылаю ежеквартальные пятнадцать фунтов и надеюсь на следующей неделе тебя повидать. Было очень приятно получить письмо от Фреда, — правда ведь? — а к этому времени, уверен, он прочитает все письма, которые ты ему послала с самого начала войны. Сколько их у него накопилось!
Мне не понравилось, что ты «отложила» пять фунтов. Я не хочу, чтоб ты экономила и копила деньги, которые я тебе присылаю. Их не так уж много, и ты должна тратить их целиком и устраивать жизнь как можно приятнее.
Посылаю тебе также первый отзыв на «Любовь и мистер Льюишем». С момента его появления они успели уже продать тысячу шестьсот экземпляров в Англии и две тысячи пятьсот в колониях, и, думаю, с точки зрения доходности, это лучшая книга из по сию пору написанных.
Передай привет отцу и Фрэнку. И поверь, что я остаюсь твоим любящим сыном
Сохранились десятки подобных писем, но и приведенных достаточно, дабы показать стиль и манеру и что я из себя представлял в те годы. Просматривая их, я, кажется, в первый раз обратил внимание на то, как постепенно выхолащивались наши отношения — неизбежное следствие разницы во взглядах, опыте и круге общения. Мне захотелось сопоставить эти письма с другими образчиками, тогда мною написанными, и я, пролистывая страницы «Сатердей ревью» (1894–1897) в поисках своих публикаций, обнаружил одну любопытную вещицу. В ней тоже проглядывает нечто сходное. Вещица эта из «Сатердей ревью» не была перепечатана, и, по-моему, ее уместно будет здесь привести в качестве дополнения. В ней то же чувство усталости и неуверенности и та же тоска по семейному теплу. Боязнь остаться одному в целом не имела под собой почвы. Я мало-помалу научился ладить с людьми — это не то, что Арнольд Беннет называет «умением жить», но что-то очень близкое. Мне не приходится сетовать на отсутствие друзей или любовных связей, и до сегодняшнего дня я не жалуюсь на одиночество. И хотя я никак не наездник, никогда не занимался никаким аристократическим видом спорта и не принадлежал к такого рода клубам, жизнь не обделила меня тем, что составляет ее прелесть, да и приходило это ко мне всегда своевременно.
Что бы ни говорили, но подниматься вверх по житейской лестнице не такая уж радость. Хотя юный пролетарий, счастливо барахтающийся в сточной канаве, вряд ли так думает. Едва он обретает способность к самооценке, учителя злоумышленно принимаются растравлять его честолюбие; он устремляет свой взор к далеким сияющим вершинам, и они кажутся ему донельзя привлекательными. Словоохотливый Смайлс {153} набалтывает ему о людях, которые поднялись выше некуда, не обмолвившись ни словом о том, какие опасности встречаются на этом пути. Никто не предупреждает его о цене и расплате. Толкуют лишь о том, с каким бесконечным наслаждением он будет взбираться наверх. И молодой пролетарий, чувствуя силу в мышцах, с доверием пускается в путь, обращаясь к книгам или купле-продаже — смотря по склонности.
9
Все выше (лат.).
Пусть Смайлс славословит тех, кто сделал карьеру. И при этом умалчивает о тех, кто потерпел неудачу, погиб по пути, обессиленный трудами и голодом, или затерялся в горных туманах торгашеской морали. Нас интересуют люди, выигравшие битву жизни. Они видят, что друзья детства их по-прежнему в грязи, а на тех, на кого они раньше взирали снизу вверх, теперь можно поглядывать снисходительно, и вот она — совсем рядом, земля обетованная. Казалось бы, какой восторг и какое счастье, и есть ли участь завиднее? Может быть, и сам человек из низов так думает. Но вот он начинает озираться по сторонам в поисках товарищей, и тут обнаруживается, скорее всего не сразу, оборотная сторона медали. Оказавшись в новом слое общества, он встречает там людей достаточно приятных, но рожденных среди равных, получивших соответствующее образование и рассматривающих свой успех — возможно вполне справедливо — как успех заслуженный. Для них он незваный гость, во многом не очень понятный. А он знает, что всякое упоминание о том, как он взбирался наверх по чужим головам, — ибо всякий успех относителен, когда один человек поднимается, другой падает, — и о том, как радостно было ему это восхождение, оказывается наглядным проявлением дурных манер, вроде того как если б человек засовывал большие пальцы в прорези жилета под мышками. Обычно человек из низов достаточно чуток, чтобы держать при себе самое интересное — повороты своей судьбы. Такой человек хорошо представляет себе, каким он видится окружающим — этаким наглецом, попирающим все нормы своими приглаженными, напомаженными волосами и одной, а то и двумя массивными золотыми цепями. Он воображает, что окружающие ждут от него промашек, и он делает их из одного лишь страха.