Опыт нелюбви
Шрифт:
– Так порядочные люди не поступают! – за-явила дамочка, голос которой показался Кире истеричным. – Раз вы взяли деньги, будьте добры разместить интервью!
– Какие деньги? – не поняла Кира. – И с кем интервью?
– С нашим директором. О наших технологиях кейтеринга. А деньги вы взяли немаленькие, – отчеканила дамочка. – Я вашей рекламщице сразу сказала, что она свою газету слишком высоко оценивает.
– Мы вам пообещали разместить интервью? – Кира почувствовала, как у нее на затылке холодеет кожа. – В нашей газете? С вашим директором?
– А
Представить, что в ее газете могло появиться интервью директора какой-то мелкой фирмы, в которой пиаром занимается тетка с голосом базарной торговки, – такое Кире в кошмарном сне не могло привидеться. Она кое-как договорилась о том, чтобы обсудить все при личной встрече, которую пришлось назначить на завтра же.
После этого звонки пошли косяком.
Реклама под видом интервью, репортажей и произведений других газетных жанров была обещана людям и компаниям, с которыми зазорно было вступать не то что в деловые контакты, но даже в разговор о погоде. Какой-то черный список развернулся перед Кирой!
Все это напоминало изощренное издевательство. Но когда Матильда сумела его устроить, почему, зачем?! Кира не успевала отвечать себе на эти вопросы – она до надрыва связок беседовала с обманутыми рекламодателями, уговаривая их забрать свои деньги обратно без скандала. Где она возьмет эти деньги, которые Матильда получила с них наличными, Кира и представить себе не могла.
Хотя что значит – не могла себе представить? Фигура речи, больше ничего. Деньги придется просить у Длугача, и просить в личный долг. Не газете же расплачиваться за розовые очки, которые плотно напялила себе на глаза ее главный редактор.
Вчера вечером, в воскресенье, Кира ушла от Длугача к себе на Малую Бронную. Как повелось с первой их ночи, так она всегда и делала перед рабочей неделей. Когда она уходила, он чувствовал себя уже получше, но о том, чтобы сегодня ему выйти из дому, конечно, и речи быть не могло.
Значит, придется ехать к нему после работы. Это совсем поздно будет. Он уже спать соберется, наверное, больной же, а тут она с приятной беседой…
Кира вышла из «стакана». Телефон в очередной раз зазвонил у нее на столе, но она не вернулась, чтобы ответить. С работы она еще не уходит – успеют перезвонить. Но надо же ей хоть немного отдышаться!
Она подошла к окну, открыла створку. Возле цеха белого росли тополя. В июне они отравляли жизнь назойливым пухом, но сейчас, в октябре, от их веток и поздних листьев шел острый волнующий запах. То ли йода, то ли осенней прели, то ли чистой природной печали.
Кира перегнулась через подоконник и закрыла глаза. Обида сжимала ей горло. Знала она, знала, что обида есть признак слабости, и слабой она себя никогда не чувствовала, но при мысли о том, что возможно на свете такое низкое и ничтожное
– Тошнит тебя, что ли?
Кира вздрогнула и чуть из окна не вывалилась от неожиданности.
– Ты разве не дома? – спросила она, оборачиваясь к Длугачу.
Он часто догадывался о ее мыслях так, словно она проговаривала их вслух. Но обычно все-таки смотрел при этом ей в глаза. А вот чтобы со спины мысли считывать… Неужели они у нее настолько незамысловаты?
– Это ты почему в такое время еще не дома? – не отвечая на ее вопрос, поинтересовался Длугач.
– Дела не закончила, – уныло буркнула Кира.
– Так это от дел тебя затошнило? – усмехнулся он. – Или беременная, может?
– Да не тошнит меня! – рассердилась она. – Могут у человека какие-нибудь другие проблемы быть, кроме физиологических?
– Могут, – кивнул Длугач. – Какие у тебя проблемы?
«А ведь мне одного должно бы сейчас хотеться, – вдруг подумала она. – Упасть в его объятья и зарыдать. Защиты искать у твердого его мужского плеча».
Она думала об этом и с удивлением сознавала, что ничего такого ей не хочется. Не хочется припасть к его плечу – без сомнения, твердому, – не хочется искать в нем опору и не хочется даже, чтобы он видел ее слезы. А почему так? Кира не знала.
Но скрывать от него случившееся не имело смысла, откладывать разговор – тоже.
– Ты был прав насчет рекламного директора, – сказала она.
Длугач слушал ее рассказ безучастно и даже, ей показалось, не слишком сосредоточенно.
– По-твоему, в этом нет ничего ненормального? – не выдержав его спокойного взгляда, возмутилась Кира.
– Во всяком случае, ничего удивительного. – Он пожал плечами. – Ты дала ей возможность бесконтрольно распоряжаться деньгами – она положила их себе в карман. Это происходит сплошь и рядом. Удивляться бы надо, если бы она этого не сделала.
– Ты в самом деле думаешь, что так на ее месте поступил бы каждый? – медленно проговорила Кира.
– Думать тут не надо, – поморщился Длугач. – Это не предмет для размышлений. Такую возможность надо просто учитывать. Всегда и по отношению ко всем. Ну, если тебе хочется: в природе человеческой забота о собственной выгоде стоит на первом месте. А забота о соблюдении приличий, тем более по отношению к посторонним людям, – даже не на втором.
Он говорил сейчас без каких бы то ни было простонародных интонаций. Его слова были тяжелы как камни и так же, как камни, убедительны.
– Ты, наверное, прав, – хмуро пробормотала Кира. – Но мне трудно с этим смириться.
– С тем, что я прав? – усмехнулся он.
– С тем, что мне теперь всегда придется иметь дело с этой стороной человеческой природы.
– Что ты собираешься делать?
– Надеюсь уговорить рекламодателей, чтобы они взяли свои деньги обратно. Мне придется у тебя занять, – вздохнула она. И поспешно добавила: – Это лично мне в долг, ты не думай.