Опыт воображения. Разумная жизнь (сборник)

Уэсли Мэри

Список. Ей надо сосредоточиться. Флора прочла: „Газетные вырезки в ящичке стола у дивана“. Мистер Феллоуз — один из тех немногих людей, которые собирали всяческие предупреждения о грядущей войне в последние годы. Она выдвинула ящичек. „Какой хороший стол, — подумала Флора, — его следовало бы вывезти отсюда“. Но миссис Феллоуз думала иначе, Флора прошлась тряпкой по столу, как бы успокаивая его. Ящик набит пакетами, перевязанными резинной, пачками газетных вырезок, напоминавших о пожаре в рейхстаге, о напыщенности Муссолини, о судьбе евреев,

о Мюнхенском соглашении, о растущей нацистской угрозе. Некоторые статьи написал Хьюберт, фамилия Виндеатт-Уайт казалась странной и знакомой. Хьюберт предсказывал войну в своих репортажах из Берлина, Испании, а потом из Праги, войну, которую мистер и миссис Феллоуз никак не воспринимали и не считали себя частью происходящего: они были квакеры; но даже если бы относились к ней иначе, они были слишком стары, чтобы идти на фронт.

„Хьюберт писал ужасно рассудительные статьи“, — подумала Флора, вспомнив его, каким видела в последний раз, и хихикнула.

Мюнхенское соглашение заставило Феллоузов решиться переехать в деревню и купить там ферму.

— Война — это голод, — вздохнули они. — Нас будет кормить земля. — И Флора, имевшая врожденное отвращение к насилию, переехала с ними.

Упаковывая вырезки, она вспомнила свой ужас в день объявления войны, потрясенность агрессивностью людей, они просто горели желанием ввязаться в драку.

Флора ставила галочки в списке и читала дальше: „Ножницы для вышивания“. Возможно, это как раз те, что потерялись несколько лет назад, соскользнув за диван. Флора сняла запылившийся плед и вышла на балкон встряхнуть. Услышав хлопающий звук, мужчина, проходивший внизу, испуганно посмотрел вверх.

Флора, смеясь, крикнула:

— Извините. — И потом: — Феликс?

Феликс поднял голову и настороженно спросил:

— Кто это?.. Так это Флора! Как ты выросла.

— Да, — ответила Флора, складывая плед.

— Ты спустишься? — спросил Феликс.

— Подожди минутку, я сейчас.

Но она не спешила, она оттягивала момент — прошлась рукой по краю дивана, нащупала ножницы, укололась, и у нее выступила кровь. Положив на место плед, побежала вниз открывать дверь. Феликс быстро вошел.

— Ах, — вздохнул он, когда она закрыла дверь, и встал, прислонившись спиной к пятну на стене, где раньше висело зеркало.

Она удивилась, что сразу узнала его, и сказала:

— Я думала, ты в Голландии. Я представляла тебя там.

— В общем-то, да.

— Мне очень приятно видеть тебя. Как ты?

— Хорошо, — сказал Феликс, продолжая подпирать стену. Она заметила, что его лицо покрылось потом. И проговорила:

— А я тоже в общем-то не здесь. Я живу в деревне. Приезжаю в Лондон время от времени, присмотреть за домом. Этим я сейчас и занимаюсь. — В голову пришла дурацкая мысль: а он обратил внимание на запах, оставшийся после протирки мебели?

— У тебя из пальца течет кровь на юбку, — сказал Феликс.

— Неважно. — Она пососала

палец. — Хочешь чаю или кофе? Не могу предложить выпить, мои хозяева трезвенники.

— Я бы хотел посидеть. — Он огляделся в пустом холле.

— Пошли наверх. Там есть диван. — И потом, оборачиваясь: — Так говоришь, что ты в Голландии? — Она повела его к лестнице.

— Ну да, так же как ты в деревне. — Он шел за ней по пятам, вошел в гостиную и сел на диван. — Официально меня здесь нет. Я залетная птица.

— Я заварю чай.

— Нет, дай я просто посижу, пока успокоится сердце.

— Сердце? Ты болен?

— Испуган. Хлопок ткани был похож на выстрел.

Флора засмеялась.

— На Турлой-Сквэ нет пистолетов.

Феликс откинулся и закрыл глаза.

— Нет пистолетов, это хорошо. Итак, я спасен. Правда? — Он казался усталым. Волосы поседели, он потолстел.

О чем это он — в безопасности? Глядя на него, Флора подумала: „Это я чувствовала себя в безопасности, когда он держал меня за руку, чувствовала себя в безопасности, когда он танцевал со мной“. И она вдруг поняла, что сейчас, здесь, она не может себя чувствовать с ним в безопасности. Его лицо было скрытным, она такого не знала. И странного цвета, а его рука, когда она ее взяла, оказалась влажной, а не сухой, как в Динаре. „И Феликс не холодный, — подумала Флора, — каким он был все эти годы, когда я лежала в его объятиях“.

Феликс наблюдал за ней.

— Ты действительно в Голландии? — спросила она.

— Конечно нет, я пошутил. Я здесь, сижу на этом диване в Лондоне. А почему такая полупустая комната?

Флора объяснила, что почти вся мебель перевезена в деревню, и только кое-что осталось здесь. — Она полупустая, потому что война.

— Как и я, полупустой, — кивнул он.

— Я не понимаю твоей шутки.

— Какой шутки?

— Насчет Голландии.

— А, это.

— Довольно загадочно.

— О, все нормально. Это мой промах. Я сейчас в гостях. Я не предполагал встретить кого-то из знакомых. Ты вынудила меня рассказать тебе правду.

— Еще одна шутка?

Феликс расхохотался.

— Я не очень гожусь для этого. — Он смеялся напряженно.

— Годишься для чего?

— Неважно, — он перестал смеяться. — На самом деле я здесь тайно, чтобы встретиться кое с кем. И Хьюберт Виндеатт-Уайт в том числе. Помнишь его?

— Да.

— Он кто-то в разведке, в морской, насколько я понял.

— Я думала, что он журналист.

— На войне все смешано.

— Я этого не знала.

Феликс улыбнулся.

— Ты предлагала мне чаю, но я бы больше всего хотел принять ванну. Там, где я остановился, горячей воды нет.

— Конечно, ты примешь ванну. Когда у тебя встреча с этими людьми? — Она не назвала имени Хьюберта.

— Могу я остаться здесь на ночь? Было бы чудесно побыть здесь, чтобы никто не знал, где я, и почувствовать себя так свободно. — Она вспомнила его легкий акцент.