Оракул мертвых
Шрифт:
Без малого в шесть утра, сраженная усталостью, она снова сдалась, опустила голову на спинку сиденья и на несколько минут отключилась. Ее разбудил приглушенный шум заводимого мотора. Она пришла в себя, сориентировалась и взглянула на ставню: свет больше не горел. Зато зажглись габаритные огни «мерседеса», и машина медленно отъехала от тротуара, двинувшись в направлении улицы Стадиу. Мирей завела свой автомобиль, но не стала включать габаритов и на небольшом расстоянии последовала за «мерседесом». На улице Стадиу все стало попроще, ведь там уже было какое-то движение и Мирей могла прятаться за другими машинами.
На светофоре ей удалось встать левее «мерседеса» и украдкой взглянуть на водителя:
Начинало светать, но небо покрывали большие тучи, быстро пробегавшие с запада на восток. «Мерседес» поехал в сторону Фалера, а потом далее, курсом на мыс Сунион. Мирей сверилась с картой и, выяснив, что вплоть до храма Посейдона больше нет других дорог, ведущих в глубь полуострова, решила держаться подальше, опасаясь вызывать подозрения у водителя «мерседеса». На Сунион она приехала около часу дня: солнце только-только показалось над горизонтом, его лучи там и сям пронзали насквозь завесу облаков, сгущавшихся над морем. Один из длинных потоков света внезапно попал на дорический храм на вершине мыса, и он засиял, словно лилия, ярко и величественно выделяясь на фоне морской воды и туч на небе. Ветер, овевавший утес со всех сторон, клонил поле дрока, пуская по нему волны, более короткие и порывистые, чем те огромные и торжественные, что бороздили море.
«Мерседес» остановился у густых зарослей молочая. Человек в непромокаемом плаще застыл в неподвижности на скале перед храмом, который теперь стал серым, как небо, нависавшее над ним. Мирей поставила машину перед последним поворотом после отеля «Посейдон», заглушила двигатель и стала незаметно наблюдать за ним. Незнакомец простоял так минут десять. Казалось, его маленькая, прямая и темная фигура бросает неравный вызов белым колоссам, поддерживающим архитрав святилища. Потом он обернулся и пошел к утесу, нависавшему над морем. От порыва ветра его плащ внезапно надулся, и на мгновение он стал похож на огромную птицу, собравшуюся взмыть в небо над свинцовым простором Эгейского моря. Вдалеке вокруг острова Патрокла, черного и блестящего, словно спина кита, кипела белая пена.
Когда «мерседес» снова двинулся в путь, оставляя позади море и направляясь на север, в глубь Аттики, Мирей последовала за ним и ехала на некотором расстоянии позади еще на протяжении часа. У нее не было времени позавтракать, ей хотелось есть и спать, и странное путешествие казалось теперь бесполезным и бессмысленным. Она уже раздумывала о прекращении слежки, как вдруг «мерседес» съехал с шоссе и отправился по фунтовой дорожке, поднимавшейся налево к маленькому одинокому домику, стоявшему на краю молодой дубовой рощи. Она припарковала машину и пешком поспешила дальше, прячась за выступом скалы.
Незнакомец постучал в дверь. Ему отпер старик, который, впустив его, закрыл дверь за его спиной. Собак поблизости не было, и Мирей осторожно подошла к окну, выходившему на рощу. При малейшем шуме она сможет мгновенно спрятаться среди зарослей. Ее взгляду предстала комната в несколько метров, освещенная парой окон, — мастерская художника.
В углу стоял тазик с сырой глиной, прикрытый куском нейлона, с другой стороны виднелся свежий рельеф, представлявший сцену рыбалки: мужчины с худыми руками забрасывали сети с лодки, над которой стоял солнечный диск, а вокруг, в сети и за ее пределами, плескались дельфины. Человек, приехавший на «мерседесе», снял плащ и сидел на скамейке в профиль к Мирей. Старик же находился к ней спиной.
— Рад видеть вас, адмирал. Пришли закончить работу? — спрашивал старик.
— Да, я приехал именно за этим. Я тоже рад видеть вас, мастер. Как поживаете?
— Как человек, чувствующий близость конца.
— Почему вы так говорите?
— Я слишком давно живу на свете — как вы думаете, сколько мне осталось?
— И это вас тревожит?
— Я теряю зрение… Наступает ночь.
— Была ли на свете хоть одна ночь, за которой не последовал бы рассвет?
— Эта мысль не утешает меня. Я не могу отделить себя от способности видеть природу… навсегда.
От порыва ветра в роще поднялся сильный шум, и какое-то время Мирей ничего не слышала, она только видела голубые глаза незнакомца, блестевшие мрачным блеском, словно единственные искры жизни в сером пространстве комнаты. Он снова заговорил, потом выслушал ответ собеседника, неподвижно сидя на своей скамейке, сжав руки между колен, а художник время от времени подходил поближе, прикасался к его лицу длинными, тонкими пальцами, словно пытаясь запомнить черты его лица, чтобы потом сохранить их в глине. Он делал портрет незнакомца.
Мирей то и дело оборачивалась и оглядывалась, боясь, что кто-нибудь заметит ее, но место было уединенным, а ветер все сильнее шумел в роще. Она больше не слышала их слов, но стояла у окна до тех пор, пока старый художник не закончил. Потом она увидела, как он снял фартук и вымыл руки, а когда он отошел от окна, взору Мирей открылся оконченный им портрет — барельеф, где изображалось лицо позировавшего мужчины, одно лишь лицо, с закрытыми глазами — то был сон… или смерть?
Лицо, утратив жесткую напряженность и повелительность взгляда, приобрело выражение таинственного покоя, степенной и торжественной величественности спящего короля.
Скульптор проводил гостя до дверей, и Мирей, спрятавшись за углом дома, снова услышала их разговор.
— Работа окончена: к вечеру я обожгу глину в печи.
— Не хватает лишь золота.
— Скорее привезите мне его: быть может, это мое последнее творение. Я хочу сделать его совершенным… а еще я хочу, чтоб вы объяснили, почему поручили его именно мне.
— Вы сделали мой портрет, вы трогали мою душу пальцами. Что я могу сказать вам такого, что вы еще не знаете в глубине своего сердца? Что же касается золота… я должен предупредить вас… это не будет бесформенный металл… вам придется разрушить… переделать… работу, быть может, вы сами же и выполнили ее много лет назад… или кто-то, подобный вам… Только так можно замкнуть круг и положить конец злоключениям, которые ни один человек, сколь бы терпелив он ни был, прежде не мог вынести… Вы сделаете это?
Старик кивнул:
— Для вас я это сделаю, адмирал.
— Я знал, вы не оставите меня. Прощайте, мастер.
Старик остановился на пороге и смотрел, как гость его садится в машину, а потом удаляется по пыльной дороге в сторону шоссе. Мирей взяла фотоаппарат и, прежде чем художник вернулся в свою скромную мастерскую, сделала снимок глиняной маски, находившейся прямо перед ней за слегка запотевшим оконным стеклом. Странно, но маска что-то смутно напоминала ей.
Мирей проснулась около двух часов дня и попыталась связаться с Мишелем в гостинице Эфиры, номер телефона он ей оставил, но служащий сказал, что, хотя у господина Шарье и забронирован номер, он еще не прибыл. Она спустилась на первый этаж и перекусила в баре, потом вызвала администратора и попросила вместо нее позвонить в Департамент древностей и узнать, числится ли в их ведомстве господин Аристотелис Малидис.