Оранжерейный цветок
Шрифт:
Это все.
Порыв ветра пускает рябь по воде, протекающую через карьер. В Бельфонте я взбирался по большинству стандартных маршрутов. Но прежде чем я поеду в Калифорнию, Салли хочет, чтобы я взобрался по тому маршруту, который был первым в моей соло-карьере. Своего рода мое последнее гребаное «ура», на случай если в Калифорнии я умру.
Так что да, я ехал сюда три часа ради этого. Хотя это не так далеко, учитывая другие места, куда я езжу ради этого вида спорта. Если я не провожу время с братом или Дэйзи, я взбираюсь на горы. В Пенсильвании действительно трудно найти хорошие скалы.
Для сравнения, высота одной из гор в Йосемити — на которую я собираюсь взобраться — 883 метров. В прошлом году мы с Салли летали в Калифорнию, чтобы потренироваться. Мы использовали снаряжение, и обычно первым взбирался мой друг, а я за ним.
Я доверял ему свою жизнь столько раз, что не сосчитать.
Мы вместе с моим другом детства проложили мне маршрут, потренировались и взошли на все три скалы со снаряжением. И несмотря на то, что это все спланировано — взбираться без экипировки и без друга чертовски страшно. Никакая уверенность не поможет унять это нависающее чувство страха. Оно навсегда сохранится у меня в подсознании.
Через минуту я добегаю до подножия скалы, мое дыхание даже не сбилось. Я осматриваюсь, но не вижу потертую синюю футболку Салли, которую он всегда носит со своими шортами цвета хаки. Его бледная кожа всегда обгорает на солнце.
— Где ты, черт возьми? — спрашиваю я, прикладывая телефон обратно к уху.
— Исчез с помощью магии. Я потомок клана Уизли. У меня есть магические способности.
В детстве он всегда стеснялся того, что он рыжий, пока не появился Гарри Поттер. Я помню, как познакомился с ним в шесть лет, в летнем лагере. Салли тогда был тощим и тихим мальчиком. Но это изменилось чертовски быстро. — Ты сегодня страшно мил, — говорю я ему.
— Все потому, что это особый момент, — он напоминает мне. — Посмотри наверх.
Я вытягиваю шею, мои глаза скользят по плоской поверхности скалы, и затем я замечаю Салли. Он машет мне рукой с высоты в 36 метра.
— Ты взобрался без меня? — я хмурюсь. — Я думал, ты хотел взобраться вместе.
— Таков был план, пока я сюда не приехал, — его ноги свисают со скалы. — Я просто хотел осмотреть поверхность, но в трещинах увидел сорняки и грязь. Я расчистил для тебя маршрут, пока взбирался наверх, — я почти вижу, как он пожимает плечами. — Я не хотел, чтобы ты умер в Пенсильвании на скале всего в 120 футов. Если Райк Мэдоуз упадет, он упадет с невероятной высоты.
— Спасибо, друг, — отвечаю я, вкладывая в голос благодарность, насколько это возможно. Если бы я взбирался и наткнулся на рыхлые камни в трещинах — опорах для рук — мне бы не поздоровилось. Я благодарен такому другу как Адам Салли, особенно по сравнению с дерьмовыми друзьями из института. Как они повели себя, когда я стал известным.
Салли всегда было плевать на мою популярность. Он особо даже не упоминает об этом. Мы познакомились в летнем лагере, вместе взбирались на горы и делаем это по сей день. Иногда я не вижу его несколько месяцев — он пропускает колледж, чтобы попутешествовать по миру налегке, с одним лишь рюкзаком за спиной. Чтоб на руках были хоть какие-то деньги, он работает тренером по скалолазанию. И когда мы встречаемся,
Такой друг останется со мной на всю жизнь. Не потому что мы делимся чертовыми секретами или ударами судьбы — чего мы не делаем — а потому что нас связывает страсть к одному делу. И несмотря на то, что я могу умереть в одиночестве, взбираясь на скалу, мне посчастливилось разделить каждое достижение и триумф с тем, кто понимает каково это — достичь вершины.
— Я засекаю, — говорит мне Салли. — Каков твой первый рекорд?
— Бля, ты знаешь все мои результаты, — каждый год в лагере он хвастался моей скоростью перед нашими друзьями. Затем, когда мы работали инструкторами, он разбалтывал это и профессионалам. А когда мы сами стали профессионалами, он начал рассказывать всем, кто готов был его слушать.
— Напомни, — говорит он.
Опускаю руку в мел, затем начинаю осматривать скалу, выстраивая в голове путь по каждой трещине, углублению, которые встретятся мне при восхождении.
— Первый раз восхождение на эту гору далось мне тяжким трудом и целым часом времени, — отвечаю я.
— А твоё последнее время восхождения?
Я хлопаю, отряхивая лишний мел с ладоней: — Шесть минут, тридцать восемь секунд.
Знаю, он сейчас улыбается. Мне даже не нужно его сейчас видеть.
— Увидимся наверху.
Мои губы приподнимаются в улыбке.
И я взбираюсь.
Я не засекал время — это на Салли, но поднимаясь, я чувствую себя совершенно иначе, чем когда я взбирался на эту скалу последний раз больше года назад. Я чувствую себя легче, свободнее. Сильнее.
Я почти у вершины, и для того, чтобы моя рука отдохнула, я просовываю ее в узкую, но достаточно глубокую щель. Я поддерживаю вес своего тела этим единственным захватом, пока тянусь к следующему выступу.
Я двигаюсь быстро и точно, не совершая просчетов, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание или обдумать другой путь. Я поднимаюсь, не сменяя своего курса.
Мои мышцы растягиваются каждый раз, когда я занимаю новую позицию. В данный момент я удерживаю вес своего тела на двух пальцах. Затем нахожу хорошую опору, чтобы перенести свой вес.
Бросаю пару раз взгляд вниз и ухмыляюсь. Я не боюсь высоты. И я также знаю, что если я упаду, то умру. Но люди не осознают, насколько я уверен в себе. Если бы я не был на такое способен, я бы не лез.
— О боже мой! У него нет веревки! — слышу женский крик. Он становится ещё четче, когда я приближаюсь к вершине. Она стоит в шлеме рядом со своим инструктором — он помогает ей сойти по маршруту со страховкой.
— Я знаю, — отвечает ей Салли, все еще сидя на краю скалы. — Это мой друг, — его растрепанные волосы скрывают улыбку во все зубы.
— Сумасшедший, — говорит другой мужчина.
— Он профи, — отвечает им инструктор. — Но мы также не советуем заниматься свободным восхождением без страховки.