Оранжевая комната
Шрифт:
О том, что Елизавета занялась своим гардеробом, можно было узнать еще в коридоре, не доходя до палаты. Упаковочные пакеты, а тонких, прозрачных среди них не было, – в основном – плотные, с нанесенным рисунком, издавали звук разрывающегося скотча. В тишине этот треск усиливался, сливался в какофонию шороха и хлопков – создавалось ощущение, будто над самым над ухом режут листовое железо. Так получилось и на этот раз.
– Лизка, ты всех уже замотала своими тряпками, – подняла голову Тамара и при лунном свете глянула на часы.
– А
– Ты совсем свихнулась? Время 4 утра, ну-ка, вставайте все! Надо раз и навсегда решить эту проблему. Девки, вы посмотрите, чего она делает!
Тамара была уже в центре палаты, сдергивала с каждой кровати одеяла и тормошила спящих. Потом дернулась рывком к Елизавете, выхватила из ее рук пакет, второй, третий, вытрясла из чемодана все содержимое на пол, выпнула всю эту гору тряпок в коридор.
Над изголовьями кроватей появились заспанные лица.
– Елизавета, вы не подумали: люди спят ночью. – Спокойно начала Валентина. – Здесь же есть и другие, кроме вас и Тамары!
– А мне-то что: люди или не люди, я – тоже человек. Мене завтра на выходные отпускают, надо вещи подготовить. Чего я буду до утра ждать, если мне не спится? – Голос у нее был отрывистым, злобным, больше похожим на лай.
– Ах, ты – человек! – Пошла на нее Тамара. – Я покажу тебе, какой ты человек! А ну, давай отсюда!
Тамара напирала на Елизавету, подбоченившись, наклонив голову вперед, как рассвирепевшийся бык. Было слышно, как хрипело в ее горле, голос стал сухим и сиплым.
Елизавета попятилась, протиснулась в открытую дверь, закрыла ее с той стороны спиной. Тамара рвалась наружу, но выйти не могла – дверь даже от толчков приоткрылась только на узкую щель.
– А, ну, отойди от двери! – Кричала она. – Я тебе счас все твои тряпки сожгу!
Дверь распахнулась, но в проеме появилась другая фигура – плотная, с веером взлохмаченных волос на голове.
– Девчонки, вы что шумите? – Приглаживала растрепавшуюся прическу дежурная медсестра. – Зачем вы ее в коридор вытолкнули?
– Как она меня замотала! – Устало сказала Тамара и опустилась на кровать.
Медсестра обернулась, взяла за руку Елизавету и ввела ее в палату. Получилось, как в пионерском лагере, когда воспитательница пытается примирить поссорившихся подружек. Елизавета вошла, прижимая к себе второпях набитые тряпками пакеты, и, стараясь, не шуметь, аккуратно сложила их рядом с кроватью.
– Черти что! – Бурчала Тамара. – На бал собралась, что ли? Золушка, язви ее.
Утром Тамара говорила мало, на завтрак пошла без Елизаветы, села за другой стол и не проронила ни слова. Елизавета к ней не приближалась, а после обеда вообще исчезла из палаты.
– Перевели в другое отделение, – ответила на мой вопросительный взгляд Тамара. – Без нее спокойнее будет.
И она тщательно разгладила складки на заправленной кровати Елизаветы.
Место Елизаветы
На вид ей было лет 45, но по уставшим глазкам чувствовалось – больше. Разницу скрывали заметные признаки ухоженности: сбитая, плотная фигура (явно благодаря фитнесу), гладкая на лице кожа (наверное, за счет хорошего косметического салона) и дорогое стильное платье (может, из гардероба дочери). Все в ней – от уверенного взгляда до сумочки от Guchi – говорило о достатке, поэтому в наш убогий интерьер она не вписывалась и смотрелась также нелепо, как жемчужное ожерелье в холщовой сумке.
– Ну, начинай, девонька, свою историю жизни, – распорядилась Тамара. – Не нарушай наших традиций.
На самом деле никаких традиций в нашей палате не было, рассказывать о себе или нет – каждая из нас решала сама, но любопытству Тамары противостоять было трудно.
Надежда мельком глянула на себя в зеркало и пригладила рассыпанные по лбу мелкие кудряшки. Потом лениво обернулась и вяло сказала:
– У меня есть дочь, 31 год, сын – 25 лет, муж и любовник.
– Как по ГОСТу, – вмешалась я.
– А не стыдно в таком возрасте от мужа бегать? – Возмутилась Тамара.
– Да я с мужем не живу, – голос Надежды дрогнул смятением. – Мы с ним, как близкие родственники. Он живет на даче, а я – в московской квартире. Ничего плохого про него сказать не могу.
– А почему же тогда живете порознь?
Надежда нахмурилась, было видно, что разговоры о муже ее не радовали, но в женском коллективе без этого не обойтись, и она откликнулась на призыв соседки. Говорила тихо и равнодушно, задумывалась над каждой фразой, будто писала домашнее сочинение на скучную тему.
– Да разве это муж? Даже лампочку ввернуть не может. Да что там лампочка? Я сама сверлить научилась. Хотите, вас научу. Сначала дырку делаешь, потом дюбель вставляешь, а в него шуруп вкручиваешь. Но дело не в этом, секс ему не нужен, говорит, да хватит уже, все известно, что будет. Поест, поцелует в лобик и спать. Вот и пришлось искать любовника.
Здесь Надежда оживилась, голос стал тоньше и громче, глаза заблестели, а руки нырнули в волосы и взбили прическу.
– Ишь, еще в такие годы любовника нашла, – проворчала Тамара и шумно отвернулась к стенке.
Надежда будто не обратила внимания, продолжала говорить, но уже веселее и с удовольствием.
– Перебрала все варианты, у всех семьи, разводиться никто не собирается. Решила: тоже не буду разводиться. Как подумаю, сколько имущества нажили за 30 лет, становится страшно: как это все можно поделить? Вот и нашла такого, кому мой развод не нужен – женатого, и старше на 15 лет.