Оранжевое солнце
Шрифт:
...Письмо Цэцэг так и не удосужился написать Эрдэнэ. Редко вскакивал и на своего крылатого скакуна. Забот много; машины, на которых он трудился, бывало, и не слушались. Не бегать же к мастеру или механику каждую минуту, надо самому заставлять непослушных работать.
Думал о Гомбо, уехал в Советский Союз, а ему, брату, — ни слова. Написал ли он дедушке? Какой стал гордый. Теперь не схватишь его за плечи, не поборешь...
Вечером после работы, подражая мастеру Бямбу, сидел у окна и читал газету.
...В полночь он и Бямбу вскочили. Дрожали окна — стучалась гобийская зима. Затопили
— Ты что? Надевай стежонку, шапку, рукавицы.
— Буря прошла. Смотри, какое ясное небо. Я хотел в выходной еще разок поплавать в бассейне.
— Спишь или живешь? — уколол его Бямбу; две недели тому назад спустили воду из бассейна.
В цехе день прошел шумно и торопливо. К работе в зимних условиях готовились уже давно, но так не суетились, как сегодня. В цехе и на участке побывали все — и начальник участка, и главный инженер; был будто бы и сам директор рудника, но Эрдэнэ его не видел.
Домой пришел один, мастер Бямбу задержался. Эрдэнэ затопил печь, поставил на плиту чайник, ждал мастера. Стук в дверь. Вошла учетчица Хухэ. Такой нарядной он ее никогда не видел. Малиновый стеганый халат, ярко-желтый широкий пояс, меховая шапка, мягкие сапожки.
— Эрдэнэ! Ты меня подвел, убежал, а данные? Не могу же я схватить их с неба. Надо срочно сдать сведения...
— Забыл, — растерялся Эрдэнэ.
Он в рабочей одежде возле нарядной Хухэ выглядел скромно.
— Не волнуйся, я поставила тебе вчерашнюю выработку. Согласен?
— Конечно, спасибо!..
Хухэ увидела фотокарточку Цэцэг. Она прибита гвоздем к стене. Висит одинокая, сиротливая, малоприметная.
— Больше тебе и стенку некем украсить? Вспомнил бы отца, мать...
— Некого, Хухэ, нет ни отца, ни матери...
— Прости, но брата Гомбо почему бы тебе...
— Ты знаешь моего брата?
— Нет, не знаю, а с девушкой знакома...
— Ты видела ее на концерте, она пела. Да?
— Цэцэг — моя подруга, мы долго жили с нею в одной комнате. Поет — заслушаешься, как человек еще лучше... Зачем ты ее на стенку прилепил? Знакомая? — улыбка скользнула по ее пухлым губам, хитро сузились глазки.
— Она — мой друг...
— У нее друзей много...
Эрдэнэ горделиво выпрямился:
— Не всем же она дарит свои фотокарточки...
— Быстро одевайся. Пошли.
В кино Хухэ опять повела разговор о Цэцэг. Эрдэнэ отвечал уклончиво. Лицо у Хухэ недовольное. Когда на экране раздались взрывы, ударили пулеметы, огонь охватил дома, лес; люди бежали, обезумевшие, падали, умирали, Хухэ вцепилась в руку Эрдэнэ, прижалась к нему.
— Пойдем, нет сил это видеть, мне страшно...
Они вышли из зала. Шагали по освещенным улицам Дзун-Баина, свернули за угол; ветер бил в лицо. Остановились в затишье у забора, переждали. Когда пошли, темнота нависла плотной завесой. Сердце Эрдэнэ всполошилось: услышал он то же, что говорила ему Цэцэг, когда шли они ночью в Гоби.
— Эрдэнэ, я ничего не вижу, возьми меня за руку...
Так начал дружить Эрдэнэ с Хухэ, девушкой, которую почти не замечал. Она не приходила в цех или на участок, а впопыхах прибегала, всегда торопилась, поспешно собирала сведения
— Ну, давай скорее, опять забудешь!
Эрдэнэ видел, как тонкие пальчики сжимали карандаш, и он бегал по бумаге, расставляя цифры по графкам. Когда девушка подняла голову и глаза их столкнулись, Эрдэнэ опешил, замигал: глаза у Хухэ красивые, как у Цэцэг, когда улыбались, еще красивее. Маленькая, быстрая, из-под шапки темно-золотистая прядка непослушно вихрилась; из цеха она не выбежала, а выпорхнула. Среди шума машин еще слышался ее смех. На участке все любили Хухэ, одобрительно звали Алтан-хулгана — Золотая мышь. Она чуть не повернула судьбу Эрдэнэ на дорогу, шагая по которой путник не знает, куда придет.
В длинный зимний день Бямбу сидел возле пышущей жаром печки, ждал своего помощника, посматривая на часы. Дверь бесшумно открылась. Эрдэнэ переступил порог, потрясая конвертом, похвалился:
— От брата Гомбо!
— Что пишет?
— Здоров. Побывал в Советском Союзе, в Москве. Удивительного много. Был в Кремле. Зовет меня в Улан-Батор...
— Насовсем или в гости?
— Разве моего брата враз поймешь? Любит загадки, весь в нашего дедушку; жирная кость вкусно пахнет, разгрызать станешь, сломаешь зубы.
— Дай Золотой мышке, она живо разгрызет...
— Уважаемый Бямбу, при чем же тут Хухэ?
— Только что сидела вот тут, ждала тебя, мышиные глазки потускнели, ушла... Что-то она зачастила к тебе?
Эрдэнэ заторопился. Не стал и письмо Гомбо перечитывать, схватился за скобку двери, собрался уходить.
Мастер остановил:
— Куда? Ночь. Золотая мышь завтра прибежит в цех. Ладно, будем спать. Поздно...
Бямбу ушел в свою комнату.
Эрдэнэ не хотелось ни спать, ни читать, ни слушать радио. Он сидел, курил, пил чай. Хухэ. Зачем же она приходила? Сведения он дал, после обеда видел ее на участке. Зря послушал Бямбу, успел бы сбегать к ней. Терзаемый догадками, уже лежа в кровати, уверял себя: Хухэ не прибежала бы без причины...
День выдался во всем приметный. Капризничала машина, до обеда мучился с нею, потом заработала, как часы, но — конец дня.
Прибежала Хухэ, взглянула на показатели Эрдэнэ, маленькие ручки раскинула, на лице ужас:
— Меньше нормы? Эрдэнэ, ты работал или дремал?
— Может, вчерашнюю норму запишешь?
— Ого, понравилось. Не пойдет...
— А в кино пойдем? Сегодня, Хухэ, интересная картина...
— Не пойду, — волчком повернулась, скрылась за дверью.
Эрдэнэ поблек. «Со своим любимчиком техником пойдет...»
Пришел дежурный:
— Эрдэнэ, к тебе приехала сестра.
— Какая сестра?
— Не знаю. А сколько у тебя их, которая?
Навстречу шла Цэцэг.
— Здравствуй. Взяла отпуск на несколько дней, поехала.
Эрдэнэ схватил Цэцэг за руки. Она отступила на шаг от него.
— Обрадовался. Думаешь, я приехала тебя повидать? У меня в Дзун-Баине лучшая подруга; она заболела, я и поспешила к ней...
— Хухэ здорова...
— Ах, ты уже знаком с нею...
...После работы Эрдэнэ поспешил домой. Торопливо шагал. Бямбу едва успевал за ним.