Орден Змей
Шрифт:
Строительство кремля продолжалось шесть лет. Наступило последнее лето. Ни одна башня или пролет стены не были закончены полностью. Специально оставлялись недостроенные участки, которые, как объяснили итальянцам русские, нужны были для совершения заключительного ритуала, который также должен был провести великий князь. После этого в течение пары недель предполагалось закончить постройку, заделав оставленные участки.
И вот настал ясный августовский день, когда Василий Иванович приехал в Ломокну для завершения крепости. Как объяснили итальянцам, им следует встать на всем протяжении стен и башен кремля,
Рикардо Вилла в своей парадной одежде ожидал князя и награду наверху Свибловой многоугольной, а потому казавшей круглой, башни. Это была его гордость. Окруженный привычной охраной из русских воинов, он смотрел на величественный вид, открывавшийся сверху. Извивающаяся лента Смоквы-реки, живой Рорбеневский мост, поля, село Рорбенево с его монастырем — и дальше бесконечные поля, леса и перелески. Он полюбил этот край за шесть лет, и теперь в нем боролись противоположные чувства — хотелось насладиться делом рук своих, но всё также неотвратимо тянуло на родину.
Вот наконец люди вокруг засуетились, а зодчий оторвался от созерцания просторов. На башню, наверху которой в центре зиял провал, нужный для ритуала, всходил Василий Иванович Рюрикович. Когда все немногочисленные сопровождающие поднялись и заняли свои места, князь обратился к итальянцу:
— Выполнил ли ты свою работу?
— Да, княже, — отвечал, как его научили, Рикардо.
— Доволен ли ты платой и кровом? — продолжил спрашивать князь.
— Да, княже.
— Желаешь ли ты получить награду?
— Да, княже.
— Достоин ли ты награды?
— Да, княже.
— Готов ли ты к награде? — вновь спросил Василий Иванович.
— Да, княже.
И тут Рикардо почувствовал, как его хватают, а рот опоясывает повязка, словно он скаковая лошадь. Страх пронзил итальянца, он пытался что-то крикнуть и бежать, но повязка не давала произнести ни звука, а крепкие руки уже связывали его. Посмотрев на несчастного человека ничего не выражающим взглядом, великий князь стал произносить ритуальные слова:
— Добровольно награду и честь на себя приявший, человек сей определяется волей и кровью потомка Рюрикова к вечному охранению и защищению града сего, и запечатывает крепость сию и град сей. Да пребудет человек сей вечно в граде сем, пока стоит он и пока крепость его нерушима пребывает. И будет сей человек служить потомкам Рюрика вечно, пока не освободит его Рюрикович кровью своею, посчитав службу исполненной.
Князь резанул тем же ножом себе руку, начертав окровавленным пальцем некий знак на лбу скованного ужасом Рикардо, и пролив несколько капель в провал башни. Потом Василий Иванович кивнул державшим итальянца, и те столкнули его в пропасть. Дикая боль пронзила зодчего, когда он упал вниз, ударившись спиной. Он смотрел наверх, где безучастные лица с интересом наблюдали за ним. Один из них бросил вниз широкополую шляпу Рикардо, и она, медленно планируя, опустилась ему на лицо, закрыв обзор.
Мучаясь от невыносимой боли, Вилла еще услышал, как сверху раздаются приказы, а потом на него посыпались огромные белые камни, и он умер. Казалось, в то же мгновение
Взглянув наверх, он как сквозь мутное стекло или воду увидел, что башня пуста. Лихорадочно перемещаясь по башне, он понял, что не может выйти за ее пределы. Свиблова башня ломокненского кремля, творение рук его, стала для Рикардо Виллы его же тюрьмой.
Глава 21
Призрачные сомнения
На время в подвале воцарилось молчание. Призрак, казалось, вспоминал и вновь переживал события последнего дня своей человеческой жизни, а мы — я, Генка и Франческо — были просто в шоке от судьбы нечисти, сидевшей с нами на ящиках с провизией, держащей в руке стакан со сбитнем, окончательно превратившимся в лед.
«Кто тут еще нечисть, — подумалось мне, — этот несчастный архитектор, построивший прекрасную ломокненскую крепость, или князь Василий, безжалостно убивших сотню итальянцев, когда они стали не нужны?»
Становилось холодно. Сбитень давно остыл, да и очень хотелось есть. Я собирался объявить перерыв, но меня опередил молчавший почти всё время Демарко.
— Надо уезжать отсюда, покуда не поздно!
— Сидеть! — приказал Рикардо, и положил ледяную руку на голову своего соотечественника, который послушно опустился обратно, после чего призрак продолжил. — Иван, ты обещал отстать от Франческо, верно?
— Да, было такое, — скривившись, ответил я, а Генка, которого я не посвятил в эту деталь, возмущенно уставился на меня.
— А я не обещал отстать от этого цыганенка… — начал было Генка, но призрак схватил его за шею, но тут же сам, вскрикнув, отшатнулся.
— Чёртова клятва, забыл, как бьется, — причитал Рикардо Вилла.
После горячего обсуждения и взаимных упреков, в первую очередь, между Заморышем и Демарко, было решено временно заключить мировую. Генка никак не хотел отпускать Сашу в Италию «непонятно с кем». Призрак же убеждал Франческо остаться в Ломокне на время, говоря, что не готов потерять единственного человека, с которым впервые за сотни лет может говорить по-итальянски. К тому же в этом подвале, по уверению призрака, комедианту ничего не грозило: «в своих кирпичах мне никто не соперник».
Мне же пришлось пообещать, что я тоже буду учить итальянский язык, беря уроки у ухажера Саши, да и у самого Рикардо Виллы. Генка же пытался задать призраку миллион уточняющих вопросов, но тот отказался отвечать, что на его, что на мои вопросы до тех пор, пока он не смириться с Демарко. Скрипя сердце, ему пришлось на это согласиться и, всё еще неприязненно глядя друг на друга, они вновь пожали руки.
Заявившись после этого втроем с Демарко в дом, мы шокировали всех присутствующих. Саша по привычке сначала попыталась накинуться с обвинениями на нас, видя синяки и довольно жалкий вид замерзшего возлюбленного. Мне вновь пришлось всех успокаивать. Не знаю, чем так не угодил семье Заморовых итальянский ухажер. Как по мне, он был не так уж и плох, а что католик — так это дело поправимое. Вот что Сашку увезет с родной стороны — то да, расставаться с ней не хотелось.