Ордин-Нащокин. Опередивший время
Шрифт:
Омрачен бессмысленной жестокостью, обагрен кровью немалых жертв Медный бунт. Сотни протестующих, избиваемых стрельцами, утонули в Москве-реке. «Царь в тот же день приказал повесить до 150 человек близ Коломенского села, других подвергли пытке, а потом отсекали им руки и ноги. Менее виновных били кнутом и клеймили разжен-ным железом буквою «б» (т. е. бунтовщик). Последних сослали на вечное житье с семьями в Сибирь» [9] . Еще больших масштабов достигли карательные акции, предпринятые властью при подавлении восстания под предводительством Степана Разина.
9
Костомаров Н. И.
Прозвище «Тишайший», с которым царь вошел в исторические хроники, никак не вяжется с ходом государственных дел, с тем, как он к ним относился и к какому результату это приводило. Тихим он казался, когда стоял пред образами, когда внимал священнослужителям на бесконечных молебнах, в тех эпизодах, когда торжественно являл себя народу. Именно это впечатление доминировало в представлениях о нем у непосвященных. Об этой стороне повседневности царского двора сохранилось немало свидетельств. О том же, что касалось закулисной жизни, где предопределялся ход событий, принимались государственные решения, мало что известно.
Что касается частной жизни Алексея Михайловича, то вел он ее как примерный христианин: посты, молебны, паломничества, крестные ходы по церквам и монастырям. Однако не уставал и производить потомство. К концу жизни, к сорока шести годам, он был отцом шестнадцати детей. От первого брака с Марией Милославской их было тринадцать, от второго, с Натальей Нарышкиной — трое. Эта репродуктивная беспечность повлекла за собой после его ухода из жизни династический хаос, «поруху», породила новую смуту во властных верхах. Неустойчивость власти, борьба за право обладания престолом длилась два десятилетия, сопровождаясь роковыми последствиями, перетряской престолонаследников, разладом в правящем эшелоне, трагической гибелью родных и близких Алексея Михайловича.
В том, как он государил, из чего исходил, принимая решения, просматриваются непостоянство во взглядах и суждениях, подверженность сторонним влияниям, предрассудкам, эмоциям, неспособность правильно оценивать обстоятельства, не говоря уже о том, чтобы предвидеть их последствия. Его нельзя упрекнуть в беспечности, но окружение только и делало, что играло на его слабостях и переменах настроения. «А мне грешному здешняя честь аки прах». — говорил Алексей Михайлович. На деле же честолюбие, атмосфера безмерного угодничества и славословий — среда, в которую был постоянно погружен самодержец. С годами она все более и более затягивала, поглощала его, окружая вместо дельных, отстаивающих свое мнение советников «шепчущими» любимцами, готовыми во всем поддакивать царю.
Историко-публицистические работы, монографии, художественные произведения, посвященные Алексею Михайловичу, не отмечены стремлением называть вещи своими именами, заметно смягчают краски, не склонны прояснять суть, природу событий, их причины и следствия. Многие труды создавались во времена, когда преобладали взгляды на монархию как нерушимую данность, наименьшее из зол, преследовавших жизнеустройство человечества. Так уж повелось, что именно личности монарха, царя, императора придавался сакральный смысл, в ней воплощались идея государственности, ее величие, могущество. На самом деле, особенно в том, что касается правления Алексея Михайловича, это было не совсем так, не во всем подтверждалось действительностью. Его жизнеописания, составленные в разное время, утопают в изложении малозначащих, не имеющих значения эпизодов, подробностей образа жизни царственной особы. Его попытки приложить руку к перу, к бумаге трактуются как проявление литературных, писательских дарований, свидетельство выдающихся достоинств самодержца.
Взгляд, освобожденный от подобной заданности,
Такие приближенные царя, как Н. И. Одоевский, Ю. А. Долгоруков, В. Б. Шереметев, И. С. Прозоровский, А. Н. Трубецкой, Ю. Н. Барятинский, Г. Г. Ромодановский и другие, предпринимали все возможные усилия к тому, чтобы противостоять угрозам, всеми доступными им средствами оберегая государство от опасности крушения. В атмосфере едва управляемого хаоса они действовали на пределе сил и возможностей, познавая не столько радость побед, сколько горечь поражений, страдая и погибая как от рук внешних врагов, так и от своего бунтующего народа. Трагическим итогом обернулись жизнь и служение Прозоровского, Шереметева, Матвеева. Не сумели они и уберечь Отечество от бесчисленных жертв. Едва ли не половина генофонда Руси, две пятых ее народонаселения, как утверждают историки, была потеряна в войнах, восстаниях, крестьянских бунтах, погибла от голода и эпидемий.
В суровое лихолетье среди тех, кто на полях сражений нес бремя ответственности за выживаемость государства, находились и другие, такие, кто стремился к тому, чтобы вывести страну из перманентного состояния войны на истощение, кто настойчиво искал и находил пути к замирению сторон, наконец, предлагал и продвигал в тех тяжелых условиях подходы к выдвижению государства на путь устойчивого хозяйственно-экономического развития. На мрачном фоне тех лет из глубины времени одинокой фигурой проступает Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.
Глава третья
ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ
В один из дней пребывания юного царя на богомолье произошло непредвиденное. Углубившись в одиночестве в окрестный лес, он испытал невероятное потрясение. Из чащи вдруг выросла могучая фигура медведя и стала надвигаться на непрошеного пришельца. Замершему от страха Алексею казалось, что гибель неминуема. Но случилось чудо. Невесть откуда появившийся древний старец отогнал медведя и так же внезапно растворился в лесных дебрях.
Это удивительное событие повлекло за собой немало того, что впоследствии так или иначе нашло отзвук в царствовании второго Романова. Тогда первые свои переживания, бурю неостывших эмоций Алексею хотелось первым делом излить «собиному другу», митрополиту Никону, призвав его из Новгорода. К тому времени этот церковнослужитель надежно поселился в душе молодого царя. К нему, несмотря на порой разделявшие их расстояния, направлялись исповедальные обращения самодержца. Никон, в это время митрополит Новгородский, был немедленно вызван Алексеем к себе в Преображенское. За этим последовала череда молебнов во всех церквях, воздававших Богу благодарность за счастливое спасение молодого царя. Подобные эпизоды — «знамения», «видения» — и далее сопровождали самодержца, укрепляя в его сознании религиозно-мистическое восприятие реальности. Воля Божья, промысел Всевышнего стояли за всем, что, так или иначе, происходило в царстве, в судьбе, в душе Алексея Михайловича. Укреплял его в этом митрополит Никон.