Орджоникидзе
Шрифт:
Рейс „Сириуса“ проходил несчастливо. Корабль попал в жесточайший шторм, менял курс, чинился — безвозвратно потерял несколько самых нужных дней. Сухумский и Черноморский округа уже были объявлены „на положений чрезвычайной охраны“. По всем дорогам стягивались казачьи полки, артиллерия, карательные отряды. В довершение бед почти у самой цели „Сириус“ нарвался на пограничную стражу. После небольшой перестрелки пароход снова ушел в открытое море, курсировал вдали от берега, покуда к его борту не подошли два баркаса с низко срезанными парусами — черноморские фелюги. На них перегрузили оружие. Одна фелюга направилась к югу — в сторону Поти. Вторая причалила у села
Беда грянула к вечеру двадцать четвертого декабря.
Лил дождь, бушевало море. Серго на низко осевшей под тяжелыми ящиками рыбачьей шаланде поплыл к Гудаутам. На веслах сидели два дружинника. Вблизи маяка заколебались — как бы не нарваться на военный кордон.
— Остановимся лучше у Бомбор, [14]– решил Серго, — там берег пустынный, поросший кустарником. Вы подождете, я схожу в Гудауты, позову людей, дроги достану.
В городке Орджоникидзе быстро собрал товарищей, снарядил две подводы. Поспешил назад в Бомборы.
14
Бомборы — деревушка в четырех километрах от Гудаут
Как ни спешил, а шаланда исчезла. Побежали дружинники в одну, в другую стороны — нет нигде. Только зоркие глаза матроса Конджария заметили, что на волнах бьется какое-то суденышко. Взлетит на белые гребни и снова провалится в пучину.
Потом узнали: для большей надежности гребцы решили перевести шаланду в маленькую уединенную бухточку. Отошли от берега. Разбушевавшееся море давай с ними забавляться…
Конджария, Серго и еще несколько человек бросились в воду, обжигающе холодную. Добрались до шаланды, ухватились за нее, вытащили на берег. Стали делить оружие. Получил — уходи скорее и схорони винтовку понадежнее.
Вскрыли последний ящик. Чтобы немного размяться, озябший Серго взбежал на песчаный холмик. Невольно бросил взгляд вперед. Вдоль каменистого берега, где обычно никто не ездил, скакали верховые. Развевались башлыки.
— Казаки!
Оставалась одна-единственная возможность. Серго, Ладо Горгошидзе, два или три других гудаутца сели на дроги, погнали навстречу казакам. Пока те будут расспрашивать, кто да зачем, остальные дружинники унесут оружие. Всадники приближались. Ладо предложил:
— Говорите, что мы искали разбойников, укравших корову у жителя Гудаут Квачантирадзе. Иван поймет…
Нарочно, чтобы привлечь к себе внимание казаков, свернули с дороги, метнулись туда, сюда. Горгошидзе спрыгнул с дрог, отбежал в сторону.
— Стой, ни с места!
Защелкали затворы. Прибывший накануне Лабинский полк мог представить первую реляцию. В герои дня попадал младший урядник пятой сотни Евлампий Бойков. Он всех отхлестал нагайкой и приволок в казарму. В казармах снова били нагайками, прикладами, выкручивали руки…
Завертелась государственная машина.
Помощник начальника Кутаисского губернского жандармского управления ротмистр Ушинский вызвал из тюрьмы к себе в кабинет Серго и десять арестованных дружинников. Тотчас же появился князь Джандиери, теперь в полной генеральской форме.
— Прошу опознать арестованных, — предложил ротмистр князю.
— Они, безусловно, они! — поспешил услужить Джандиери. Подойдя вплотную к Серго, князь вполголоса быстро сказал ему по-грузински: — Дай слово, что ты не скажешь жандарму о моей принадлежности к социал-федералистам. Забудем,
Серго улыбнулся.
— А ты тем временем меня с головой продашь, да?
— Молчи! Я дам выгодные для тебя показания… Отвернулся и весьма непринужденно обратился к ротмистру:
— Прошу прощения! Это имеретинский дворянин Орджоникидзе, он почти не понимает по-русски, так я ему внушал, чтобы он вел себя достойно, показывая правду. Фельдшер Орджоникидзе, — импровизировал князь, — хотя и придерживается революционных взглядов, но не главный агитатор… Оружия я в его руках не видал. В приватном разговоре он доказывал, что правовой порядок уже не существует и каждый волен действовать по своему усмотрению. Возмутительно, да ведь что спросишь с несовершеннолетнего горячего грузина!
Ротмистр бегло опросил арестованных: — Что вы делали на берегу двадцать четвертого декабря?
Восемь ответили:
— Искали разбойников, укравших корову… Искали корову…
Двое оказались самозабвенными рыболовами. Последний, одиннадцатый по счету, направлялся к родственнику. Увидал толпу, заинтересовался, подошел поближе. Тут его схватили казаки.
Ротмистр больших профессиональных талантов не проявил. Он приказал отвести всех арестованных обратно в тюрьму. А так как тюрьма уже была переполнена, то всех одиннадцать втиснули в одну камеру № 5. Никто им не мешал как следует договориться о деталях, включая кличку и масть несуществовавшей коровы.
Двадцать девятого декабря ротмистр Ушинский записывал показания Серго, якобы с большим трудом подбиравшего русские слова:
„Виновным в участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве строя и заведомо имевшем в своем распоряжении склад оружия, я себя не признаю.
Я нахожусь в Гудаутах с 26 сентября этого года. 24 декабря я, по окончании занятий в лечебнице, вышел по направлению к центру местечка, где находятся лавки, и там заметил необычайное движение. Из расспросов оказалось, что у жителя Гудаут Ивана Квачантирадзе украли корову. Квачантирадзе хороший человек, обременен большой семьей. Из сочувствия к нему многие отправились искать его корову. Не известный мне по фамилии человек предложил сесть на дроги и ехать вместе с ним на поиски. Вскоре у того человека заболел живот, он по нужде спрыгнул с дрог. Я поехал один за другими подводами. Фамилии дрогаля я также не знаю. Грузины фамилии употребляют очень редко.
Когда мы проехали село Бомборы и спустились к берегу, я слез с дрог и остался на берегу, где и находился около получаса. Приблизительно был третий час пополудни. Затем из лесу ко мне подошел матрос таможни Василий Конджария. Потом еще два человека. Кто такие, не знаю, раньше встречаться не приходилось. Все они сказали, что также разыскивают украденную корову.
Все мы вместе прошли несколько далее в сторону Гагр и заметили около берега фелюгу. А на берегу против нее человек пять или шесть, узнать которых я не мог вследствие дальности расстояния. Также потому, что, увидев нас, они тотчас разбежались, а фелюга отчалила от берега. На том месте, где находились эти люди, мы нашли разбитый ящик, в котором оказались три или четыре винтовки, а кругом были разбросаны пачки патронов. Винтовки эти хотел было взять с собой на таможню матрос Конджария, но другие мои спутники объяснили, что они принадлежат к охране князя Маргания и желают иметь новое оружие. Старые винтовки отдадут управляющему имением князя. Я же положил себе в карман лишь одну пачку патронов без всякой определенной цели.