Орел и Ворон
Шрифт:
– Здрав буде, Прокопий Петрович.
– Василь, ты? – как-то рассеяно откликнулся воевода. – Вернулись, что ль, уже?
– Прости, воевода, взял на себя вернуться к тебе назад.
Брови Ляпунова грозно сошлись на переносице.
– А как же наказ мой?
– Разделил я отряд. От тебя слов, что лично я к князю Михаилу доехать должен, не было.
– Так грамоту везут? Молодец. – Развеялись грозовые тучи. Ляпунов опустился на лавку. – Ну, тогда говори, что тебя вернуться заставило?
– Выйти надо будет, Прокопий Петрович. Ехали к князю, нарвались на лисовчиков поганых,
– Ну мастер ты туману нагнать, – хохотнул воевода и поднялся. – Как бабка-гадалка, ей-Богу. Пошли, покажешь, что привез.
Степан при виде Прокопия Петровича приосанился и выпятил грудь вперед.
– Здрав буде, воевода, – поклонился он.
– Здорово, Степка.
Отличительной чертой Ляпунова было то, что он помнил по именам почти всех своих людей. Но десятник все равно засиял, как купола на церкви, и отошел, чтобы было видно, ради чего сотник разделил отряд, к князю Михаилу посланный.
– Н-да-а, – протянул воевода. – Действительно, интересно.
Перед ним на волокушах лежал человек в русской одежде, со спокойным лицом; его можно было принять за донского казачка: черные волосы, усы, смуглая кожа, но вот борода… Она была подстрижена по-немецки.
– Лисовчиков как капусту порубил, но очень уж не по-нашему выглядел, решили его угомонить и вам привезти. – Сотник почесал бороду. – На лицо лях знатный, не меньше.
– А что ж он своих-то порубал? – удивленно спросил воевода.
– Да кто ж их, нехристей, знает?
– Не сходится что-то, Петрович.
– Да как не сходится, Прокопий Петрович? Небось, как обычно, не поделили что. Не ново это, что ляхи друг с другом из-за золота сцепляются и режут свою братию, как свиней на забое.
Взгляд Ляпунова выражал сомнение.
– А ты что думаешь, Степка? – неожиданно спросил он.
Десятник весь покраснел от мыслительной работы, но ответить не успел.
– Viktoria, schatz, warte auf mich, ich werde alles uberwinden. Ich kann alles. Я справлюсь со всем, – вдруг тихо произнес человек, не открывая глаз.
– Это не лях. И совсем не лисовчик, – широко улыбнулся Прокопий Ляпунов. – Но это даже лучше. Намного лучше.
Эпилог
Роман «Орел и Ворон» начинается с битвы под Тверью 1609 года, и его особенностью является рассказ от первого лица двух главных героев: ротмистра финских гусар Себастьяна фон Ронина, воевавшего в наемном корпусе генерала Якоба Делагарди, и стрелецкого сотенного головы Тимофея Орлова, русского ратника из отряда князя Михаила Скопина-Шуйского.
Вообще, за всю историю России ни до, ни после Смутного времени не было больше примеров, когда в составе русских ратей сражался целый корпус европейских наемников, причем под началом собственного полководца. Наемники в смешанных подразделениях и даже в отдельных частях – были. Иностранцы на службе русских государей, добровольцы – были. Но чтобы целый корпус наемников, воюющий за деньги, – случай совершенно исключительный.
И дело тут отнюдь не в великих боевых качествах ландскнехтов и черных рейтаров – ратники московского государства не раз один на один
И если говорить о победах стрелков над европейской тяжелой конницей, то битву под Добрыничами вполне можно сравнить с победами англичан у Креси и при Азенкуре… К слову, в седьмой главе прописан один из ее фрагментов глазами участника – стрельца Тимофея Орлова.
Повторюсь, дело было не в боевых качествах европейских наемников, воюющих за деньги. Просто за новоиспеченного «царя» Василия Шуйского, последовательно предавшего и Бориса Годунова, и первого самозванца, о личности которого было уже немало сказано, воевать никто не хотел.
А вот против – очень даже. Все южное порубежье Московского государства поднялось против царя после убийства Лжедмитрия Первого! Восстание Болотникова потерпело крах лишь потому, что повстанцы не сумели вовремя выделить из своих рядов будущего государя, а также не смогли учесть интересы всех группировок восставших. В итоге раскол между служивыми людьми и дворянами с одной стороны и воровскими казаками да разбойной вольницей с другой привел к поражению Болотникова… Однако, когда из Речи Посполитой в Россию вступил второй Лжедмитрий, его также приняли многие русские города, в то время как тому же Скопину-Шуйскому пришлось подавлять выступления сочувствующих самозванцу в собственной рати!
В этих условиях сохранившие верность ратники защищали Москву только потому, что боялись бесчинств поляков, литовцев и воров в столице, они бились на стенах Белого и Земляного городов не за царя Василия Шуйского, а за свои дома и семьи.
Но победить, сидя в осаде, позволяя ворам разорять и подчинять себе свою землю, невозможно. И понимая это, новоявленный царь нащупал, как кажется, единственный верный выход из ситуации
Он обратился за помощью к шведам, ведущим собственную войну с Речью Посполитой с самого начала семнадцатого века. И хотя шведы проигрывали кампанию полководческому таланту гетмана Ходкевича (а сам Ходкевич не мог выиграть из-за жадности заседающих в сейме магнатов, не выделяющих денег на армию), все же король Карл IX пошел навстречу Василию Шуйскому и начал формировать для него корпус европейских наемников.
При этом стоит отметить, что московский государь должен был содержать наемников и платить им большую сумму, чем сброд ландскнехтов получал во время внутренних европейских войн. Но даже за услуги посредника шведский король выторговал себе крепость Корелу с уездом, а также добился, чтобы русские отказались от всяких притязаний на Ливонию. Последнее, впрочем, было чистой формальностью, а вот территориальные уступки были вполне реальными…
Так или иначе, выбирать не приходилось, и, когда все соглашения были подписаны, началось спешное формирование корпуса наемников под началом, надо признать, боевого и толкового полководца, генерала Якоба Делагарди. А встречать будущего друга и соратника в Новгород отправился лучший полководец Шуйского – его племянник князь Михаил…