Орел приземлился
Шрифт:
Как бы в доказательство его слов неожиданный порыв ветра разорвал завесу тумана. Взору открылся серо-зеленый Олдерни. Как гранитный палец выступал на тысячу ярдов старый волнорез адмиралтейства, и ясно были видны военно-морские фортификации форта Альберта времен королевы Виктории.
Не более чем в ста пятидесяти ярдах от Штайнера и его людей с постоянной скоростью в восемь-десять узлов в северо-западном направлении двигался к выходу в открытый Ла-Манш «Джозеф Джонсон». Их могли заметить в любую секунду. Штайнер действовал мгновенно.
– Прямо вперед, выпустите
Он увеличил скорость и ринулся вперед, сжавшись под куполом, так как волны начали перекатываться через голову. Он чувствовал, что Риттер Нойманн справа идет с ним рядом, но Лемке вырвался вперед и ушел ярдов на пятнадцать – двадцать.
– Глупый молодой говнюк, – ругнул его про себя Штайнер.
– Он что думает, это атака легкой кавалерии?
У двух человек, стоявших у поручней «Джозефа Джонсона», в руках были винтовки. Из рубки вышел офицер и начал стрелять из пулемета Томсона. Судно прибавило ходу и вошло в полосу легкого тумана, который начал опять сгущаться. Через несколько мгновений оно должно было исчезнуть. Стрелкам у поручней трудно было прицеливаться на качающейся палубе в цель, находящуюся очень низко у воды, и поэтому пули их разлетались далеко. Пулемет, и в хорошие времена не очень точный, сейчас стрелял не лучше и производил массу шума.
Лемке достиг пятидесятиярдной отметки значительно раньше других и продолжал двигаться. Штайнер не мог ему помешать. Стрелки на судне нащупали цель, пули отскакивали от тел торпед перед стеклянным куполом.
Штайнер обернулся и махнул Нойманну.
– Пошел! – крикнул он и выпустил торпеду.
Торпеда, на которой сидел Штайнер, освободившись от тяжести, прыгнула вперед с новой энергией, и он быстро положил право руля, следуя за Нойманном по широкой дуге, стараясь как можно быстрее оторваться от судна.
Лемке теперь тоже сворачивал, но не более чем в двадцати пяти ярдах от «Джозефа Джонсона», и стрелки на борту ожесточенно стреляли по нему. По-видимому, один из них попал в Лемке, хотя Штайнер и не был в этом уверен. Еще секунду назад Лемке сидел скрючившись верхом на торпеде, уходя от опасности, а в следующее мгновение его не было видно.
Секунду спустя одна из трех торпед взорвалась под кормой и трюмом, набитым сотнями тонн легко взрывающихся бомб, предназначенных для «летающих крепостей» Первой авиадивизии американского 8-го соединения ВВС в Англии. Поглощенный туманом, «Джозеф Джонсон» взорвался, и звук взрыва снова и снова повторяло эхо. Штайнер низко пригнулся, когда над ним прошла взрывная волна, и быстро свернул, чтобы увернуться от плюхнувшегося перед ним в море огромного куска металла.
Сыпались обломки. Воздух был полон ими, и что-то нанесло Нойманну скользящий удар по голове. Он с криком взмахнул руками и свалился на спину в море, а торпеда, ринувшись в волну, исчезла.
Хотя Нойманн был без сознания и из жуткой глубокой раны на лбу текла кровь, он благодаря надувному жилету остался на поверхности моря.
Отлив становился все сильнее. Штайнер знал, что у него не было шансов добраться до гавани, но он продолжал бороться с отливом, который должен был в конце концов унести его в Ла-Манш безо всякой надежды на возвращение.
Вдруг он заметил, что Риттер Нойманн пришел в себя а смотрит на него.
– Отпустите меня! – еле слышно сказал Нойманн. – Отрежьте канат. Один вы дойдете.
Штайнер не ответил, сосредоточившись на повороте торпеды вправо. Он вспомнил, что где-то там, в непроницаемой подушке тумана, находился меньший остров. Появился шанс, что отлив может вынести на него. Слабый шанс, но все же лучше, чем ничего.
Штайнер спокойно спросил:
– Сколько мы пробыли вместе, Риттер?
– Вы сами прекрасно знаете, черт возьми, – ответил Риттер. – Впервые я увидел вас над Нарвиком, когда боялся прыгнуть с самолета.
– Теперь вспомнил, – сказал Штайнер. – Я как-то сумел убедить вас.
– Можно и так сказать, – согласился Риттер. – Вы вышвырнули меня.
Зубы у него стучали, он очень сильно замерз. Штайнер наклонился проверить конец.
– Да, сопливый восемнадцатилетний берлинец, только что из университета. Всегда с томиком стихов в кармане. Профессорский сынок, который прополз под огнем пятьдесят ярдов, чтобы принести мне индивидуальный пакет, когда меня ранило у канала Альберта.
– Мне надо было дать вам умереть, – мрачно сказал Риттер. – Посмотрите, во что вы меня втянули. Крит, присвоение офицерского звания, которое мне было ни к чему. Россия и теперь это. Выгодное дельце! – Он закрыл глаза и тихо сказал: – Очень жаль, Курт, но все ни к чему.
Неожиданно их подхватил поток воды и понес к рифам у острова. Там застряло судно, вернее, его половина – все что осталось от французского каботажного судна, налетевшего на рифы. Остатки кормовой палубы отлого спускались в воду. Подхваченный волной, Штайнер скатился с торпеды и ухватился одной рукой за поручни судна. Другой рукой он сжимая конец каната, привязанный к Нойманну.
Волна откатилась, потянув за собой торпеду. Штайнер встал. Он поднялся по наклонной палубе к остаткам рубки, уперся ногами в проеме сломанной двери и потянул за собой своего товарища. Рубка была без крыши. Начался мелкий дождик.
– Теперь что? – спросил Нойманн слабым голосом.
– Сидим крепко, – ответил Штайнер. – Как только туман рассеется, Брандт выйдет на поиски на спасательном судне.
– Сигаретка бы не помешала, – сказал Нойманн, но осекся и, оцепенев, указал на сломанную дверь. – Посмотрите!
Штайнер подошел к поручням. Вода, завихряясь и крутясь среди рифов и скал, несла с собой отбросы войны – плывущий ковер – все, что осталось от «Джозефа Джонсона».
– Значит, мы попали, – сказал Нойманн. Он попытался встать. – Курт, там внизу человек в желтом спасательном жилете. Поглядите, под кормой.