Орел в песках
Шрифт:
— Кто ты? — спросил Пармений.
— Я священник. — Человек напрягся, стараясь не выказывать страха перед солдатами. — Чего ты хочешь от нас, римлянин?
— Воды нашим людям и лошадям. Потом я буду говорить со старейшинами. Собери их немедленно.
Лицо священника потемнело от высокомерного тона центуриона.
— Вода там, в общем бассейне. — Он указал через площадь на низкий каменный бортик, поднимавшийся на высоту колена от земли. — Твои люди и животные могут пить. А насчет старейшин деревни — это не так просто, римлянин. Некоторые еще на празднике в Иерусалиме. Некоторые
Пармений поднял руку, прерывая священника:
— Приведи тех, кого найдешь. Мы будем ждать на площади. Поторапливайся.
— Сделаю, что смогу. — Священник подозрительно прищурился. — Скажи мне, для чего они тебе нужны?
— Узнаешь, — уклончиво ответил Пармений. — Веди.
Священник несколько мгновений смотрел на центуриона, потом кивнул, закрыл за собой дверь синагоги и пошел прочь по переулку, ведущему с площади. Ветеран расслабился, присел на край каменного бортика и отпил из фляжки. Катон, чуть помедлив, последовал его примеру. Солдаты, попрятавшись в скудной тени, тихо переговаривались. Несколько самых любопытных оглядывали площадь, но стоило одному из них сунуться к двери синагоги, Пармений рявкнул:
— Не входить, Кантий! Держись подальше от этого дома.
Солдат отсалютовал и немедленно отошел прочь.
— Что такого особого в этой их синагоге? — спросил Катон.
— Для нас — ничего. Квадратная комната для сборищ. Несколько старых свитков в ящике — и все. — Пармений покачал головой. — Ты представить не можешь, какие иудеи обидчивые. Мне довелось видеть не один бунт, вспыхнувший только из-за того, что кто-то из наших парней переступил порог. — Пармений вдруг строго взглянул на Катона. — Без обид, но ты здесь недолго, еще не представляешь все тонкости. Так что думай, что говоришь и делаешь.
— Обязательно.
Вскоре священник вернулся в сопровождении небольшой группы жителей деревни — в основном стариков, почти все были в длинных рубахах и ермолках. Они, с испугом оглядываясь на солдат, заполнивших площадь перед синагогой, шли за священником к двум римским офицерам. Пармений, холодно глядя на старейшин, пробормотал Катону:
— Говорить буду я. Ты смотри, слушай и учись.
Старейшины и Пармений обменялись короткими кивками, и ветеран обратился к священнику:
— Лучше найти место попрохладней. Куда можно пойти?
— Не в синагогу.
— Это я понял, — коротко ответил Пармений. — Куда?
Священник показал в сторону одного из переулков.
— Гумно подойдет. Идемте.
— Хорошо. — Повернувшись к Катону, Пармений тихо произнес: — Возьми два отделения и следуй за мной.
Катон кивнул и, когда Пармений удалился в сопровождении жителей деревни, ощутил укол беспокойства за ветерана. Хотя он и понимал, что жители деревни очень покорны, все же казалось опасно идти с ними в одиночку. Катон постарался отделаться от этой мысли. Пармений отлично знал местных жителей и понимал, насколько им можно доверять. Подозвав солдат, Катон построил их и поспешил вдогонку за Пармением и старейшинами, которые только что скрылись в переулке, где располагалась укрытая длинным навесом площадка. Пармений, дождавшись прихода Катона с солдатами,
— Построй их здесь.
Как только солдаты построились, Пармений обратился к местным жителям по-гречески. Без всяких предисловий он объявил об угрозе префекта Скрофы наказать любого, кто предложит помощь и укрытие Баннусу и его бандитам. Местные угрюмо молчали; некоторые шепотом переводили слова на арамейский для тех, кто недостаточно понимал по-гречески. Старейшины внимали безучастно — они вдоволь наслушались подобных угроз от римских офицеров, а до них — от представителей Ирода Агриппы. Как всегда, они оказались зажаты между беспощадными войсками властей и сочувствием к бандитам — таким же, по сути, крестьянам, как и они сами.
Пармений завершил речь, напомнив, что Рим требует не только отказаться от помощи бандитам, но и активно помогать солдатам выслеживать и уничтожать Баннуса и его людей. Все прочее будет считаться помощью и поддержкой разбойникам; наказание последует быстрое и суровое. Пармений помолчал и перевел дыхание, прежде чем перейти к самой сомнительной части своей миссии.
— Чтобы убедить вас выполнять наши требования, центурион Скрофа повелел мне взять пятерых заложников из вашей деревни. — Пармений быстро указал на пятерых мужчин, сидящих ближе всего к Катону и солдатам. — Вот эти. Мы их забираем. Поставь вокруг них охрану.
После слов Пармения над гумном разразился хор гневных голосов; несколько местных вскочили на ноги и бросились к ветерану, выкрикивая что-то ему в лицо. Катон потянулся к мечу, но Пармений невозмутимо стоял на месте и вдруг раскинул руки, заставив ближайших старейшин отшатнуться.
— Вот так-то! — проревел он. — Я вас усмирю!
Деревенские неохотно затихли. Священник, показав на пятерых заложников, произнес:
— Ты не можешь их забрать.
— Могу — и заберу. У меня приказ. С ними будут хорошо обходиться и отпустят, как только Баннус будет уничтожен.
— Но могут пройти дни, месяцы!
— Возможно. Однако с вашей помощью мы покончим с Баннусом рано или поздно.
— Но мы ничего не знаем о Баннусе! — возразил священник, с трудом сдерживая гнев. — Ты не имеешь права хватать наших жителей. Мы пожалуемся прокуратору.
— Делайте что угодно, но эти люди идут со мной.
— А кто будет заниматься их делами? Растить урожай, пока их нет?
— Это твоя проблема, священник, а не моя. — Пармений повернулся к Катону. — Подними их. Возвращаемся к колонне.
Пять заложников, зажатые между двумя колоннами солдат, двинулись на площадь. Священник и остальные старейшины деревни поспешили за римлянами, крича и сердито жестикулируя. Пармений не обращал на них внимания. Катон старался следовать его примеру и глядел перед собой, слушая, как топают за спиной бойцы. Когда они вышли на площадь, остальные солдаты уставились в их сторону, стараясь понять, из-за чего такой шум. Пармений приказал отвести заложников туда, где конюх держал лошадей — его и Катона. Священник торопился сбоку, все еще протестуя, что семьи этих людей пропадут без них. Слова звучали впустую, и Пармений, не слушая священника, выкрикивал приказы готовить колонну к выходу.