Оренбургский платок
Шрифт:
И потом, чего ж его выкамаривать, мастачить одно и то же? Это ж и глазу нудно, и душе тошно. А с другого боку забеги, так вовсе пустое всё то. Богом-то мы не обижены. У каждой и во сне не тают перед глазами, просятся на спицы новые узоры один другого казистей. Дюжину жизней изживи, а не выгонишь, не сработаешь всё.
Напротив. С летами свежих узоров бо?леет. На что навкруге ни положи глаз, видишь узор.
Окна в зиму стынут?
И всяк раз мороз негаданную картинку за милую душу подаёт на стекле. Поспевай только спицами снимать готовенькое. Случись же недосуг сейчас, так само ляжет
Или дождь в ветер. Вот тебе и узор «косой дождик», «косорядка».
Ой, да ну каких только узоров нету!
Тут тебе и «паутинка», и «узорчатая ягода», и «снежинка», и «горох», и «пшёнка», и «ягодки», и «рыбьи глазки», и «кошачьи лапки», и «деревчики», и «зубочки», и «выворотный узор», и «шашечки», и «крупная малинка», и «цепочки», и «окошечки», и «змейка», и «змейка с отростками», и «гребешки», и «гармошечка», и «сердечко», и «ягодки с самоварчиками»...
Последненький – моёшенький.
В музей вязала...
А как оно у меня иной раз зарождается узор?
Не знаю, как его быстрыми словами и сказать...
Ну да ладно, как есть...
Ну вот представьте, как писатель мудрёно подбирается к своей книжке. Так и платочница часом подступается к узору.
Боже упаси, и узкой мысли не держала уравнять книжку с платком. Вовсе нет. А всё ж что-то такое сродственное, неминучее да и водится, если говорить про самое про начало.
Из ничего не сладишь чего. Даже женщину, по вере, не из ничего, а из ребра выстругали... (Бабака я грамотная. Читаю что тебе за академика. Намедни вон всего Гюго одолела. Так что не грех и своё мнение держать.)
Писатель как?
Ходит. Ездит. Встречается с людьми. Слушает...
Не то что исключительная судьба – одно словонько может направить на тему. Сколь я читала про такое...
В когдашкину пору была такая расхожая побаска.
Страница повести «Оренбургский платок» с пометкой В.П.Астафьева. Рукопись.
Бедный мелкий чиновник всю жизнь носил мечту купить охотничье ружьё. Множкие лета из последнего откладывал. Копеечку к копеечке сбивал. Взял-таки сердяга. Но на самопервой же вот охоте и посеял.
Услыхал анекдот этот Николай Васильевич, не рассмеялся. А ответил «Шинелью».
Писателю только маненько сюжетец подай...
Чуток похожее и у меня.
Глядишь, оно и похоже, как вилка на бутылку. Однако ж...
Читала я про Даурию. Живёт такая земля в восточном месте.
И так мне понравилась эта книжка, так мне понравилась там природа...
Сплю, а сосны вижу. Амур-батюшку вижу. У нас же тут в лесу сосны нету.
Не дочитала я ещё книжку, отложила початый платок. Взялась за новый и узор новый. По закраинам у меня, в кайме, везде сосенки. Ближе к серёдке тоже сосенки, а в самом в центре, почитай из конца в конец, пустила я толстой кривулиной решётку зигзагом. Амур это.
Вязала я своего «Амура» день-ночь.
Наехала на меня,
Вскоре гостила я в Подмосковье. У Михайлова дяди.
Дело было летом.
Пошли мы раз с дядей и с его женой в лес.
Привёл он нас в одно местечко и ну нахваливать. Тут я и грибы люблю собирать, и ягоды искать, и цветы рвать...
Местечко мне и самой-то приглянулось. Хорошее.
Ну, хорошее да и ладно. Мало ль хороших мест у нас в Россиюшке?
Только сразу я ничего такого даже не подумала.
Отлилось время.
Лето увело за собою осень.
Уже зимой, в крутелицу, сижу я в Жёлтом под окном.
А вижу не свою улочку в богатом снегу, а тот летний подмосковный вижу лес, дядин слышу голос счастливый...
Страница рукописи «Оренбургского платка» с замечанием В.П.Астафьева. Тут же я «ответил» чуть ниже.
Услала я им платок. Приписала дяде:
«Смотрите, тут ваши любимые деревья. Промеж них грибы, цветы, ягоды...»
Да-а... Нешь упомнишь, сколько было тех узоров...
И «бантики» вязывала, и «корольки», и «лесики», и «лю-стру»...
За свою жизнь навязала я поверх двух тыщ платков.
С кульманский вагон, гляди, будет.
26
Алмаз алмазом режется.
А вот спроси, какой из платков спротни других дороже, я сразу и не скажу. Матери все свои ребятёшки распрекрасны.
Путешествовали платки мои по выставкам в Брюсселе да в Дели там, в Монереале да в Вене... А про Москву с Оренбургом уже и молчок.
Понавезли платки мои с тех выставок всяких там наград, чать, с полкороба.
Последненькая, остатняя была наградушка даве вот. Золотая медалька с дипломом.
Диплом красиво так золотом писан:
Награждается народный мастер Блинова Анна Фёдоровна за творческие достижения в создании произведений, представленных на Пятой республиканской художественной выставке «Россия». Москва, 1975 год.
Эвона как!
Выходит, художество платок мой...
Ну чего его там пуговицы крутить? Ну чего задарма слова терять? Одна приятность, когда работа твоя в радостинку людям.
Но как мне не выделить один платок свой?
По выставкам он, ей-пра, не курсировал. Так зато вызволил меня, возвернул из больницы.
Он мне самодорогой и есть...
Годы мои...
На годы на свои молодые я в тяжёлой, в крутой обиде.
Не заметила и как, чудится, не тайком ли удрали от меня, спокинули одну одной на самовластие старости...