Орест и сын
Шрифт:
“Да”. — Инна прижала руки к животу. “А гора как называлась?” — Ксения спросила доверчиво. “Гора? — Чибис помедлил. — Вообще-то не гора, а высоты — Пулковские”. — “А… — Инна отозвалась, — а змей — не Змей, а трам-вай?” — “Нет. Змей настоящий, — успокоил Чибис. — Ну вот. Охранял он свои границы от самых Высот до Калинова моста”. — “Может, до Калинкина? Там и башни есть — охранять удобно”. — “Пожалуйста, не мешай”, — Ксения попросила. Обеими руками Инна зажимала боль.
“Много молодцев ездило к Калинову мосту драться со Змеем, только ни-кто из них не возвращался — ни пеший, ни конный. Вдоль по берегу лежали кости — по колено навалены”. — “Кому
“Не говори глупости”, — Инна процедила сквозь зубы. “Ну, зачем ты так?..” — Ксения вступилась. “Замолчи. Вы оба ничего не знаете”. Чибис сбился и замолчал. Иннины глаза глядели вперед, выше заиндевелых кустов. “Правду знаю я одна... Вы, — голос дрогнул, — даже представить себе не можете...” — “Что представить?..” — Чибис не брал в толк. “Ваши сказки — пустая болтовня. Вы все: и ты, и старуха… И твой отец…” — “При чем здесь?…” — “Ой! — Ксения запрокинула голову. — Глядите, глядите!” Над крышей “Астории” крестом, рассекающим небо, стояли два недвижных луча.
“Как будто в блокаду”, — Чибис оглядывался опасливо. “Что?” — Ксения вскочила. “Не знаю… Ерунда, — Чибис замялся. — Я подумал: фашисты. Ну, те, которые — на банкет. Заняли город и маршируют”. Цепляясь обеими руками, Ксения вскарабкалась на скамью. За ветками высилась конная статуя, увенчанная пернатым шлемом. Факелы чадили в небо, опоясывая ее, как фонари. Серая пелена, сползаясь из боковых улиц, стлалась понизу. “Ну?” — Чибис приплясывал нетерпеливо. “Что-то такое… Движется”. — Ксения вглядывалась, зажимая варежкой рот. Пернатый шлем качнулся. За спиной всадника сомкнутым тупоугольным строем стоял военный отряд. “Римляне”, — Ксения догадалась и обмерла.
“Вставай, вставай…” — Чибис тянул за рукав. Инна взялась за край и встала тяжело. “Бежим… Это они — римляне”, — бормоча несусветное, Ксения сползала со скамейки. Два луча, сходясь в перекрестье, двигались к собору. Ангелы, державшие подступы к куполу, сдавались на милость врага.
Боль застилала глаза. По белому насту, гулкому, как железный лист, Инна шла к колоннаде. Где-то далеко, на юго-востоке, стояла всесильная Звезда, умеющая творить чудеса. Жарко, словно все начиналось сызнова, она раскрывалась навстречу — всеми пятью лепестками.
Лети, лети, лепесток, через запад на восток, Через север, через юг, возвращайся, сделав круг, Лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели…Боль, пронзавшая тело, росла пульсирующими толчками. Стоило только попросить, и ужас ушел бы навеки… “Вели, чтобы я…” Пальцы, стынущие в кармане, терзали обломок ангельского пера. Невесомое облачко, не долетевшее до собора, растворялось в пустынном небе. Сквозь боль она думала о том, что это — самое главное:
Звезда, пришедшая с юго-востока, стояла перед местом. Здесь, над средостением истины, она распахивала городу и миру пять набрякших лепестков. Те, кто добрался до места, могли войти и увидеть и, пав, принести дары: золото, ладан и смирну, отдававшую керосином…
“Вели, чтобы Он…” Желание, вставшее из мрака, не складывалось в слова. Оно было последним и непроизносимым — как свет, гаснущий в глазах…
Звезда, взошедшая во дни царя Ирода, щерилась металлическим остовом. Багровые лепестки хрустели в основаниях. Содрогаясь от ярости, чудовищная башня поводила обрубками шей. На культях, сочащихся кровью, нарастали новые головы — пять, десять, бесчисленное множество…
“Держи!” — Ксения крикнула. Они вцепились одновременно. Иннины пальцы были мокрыми и холодными. “Под руки, под руки”. Тело стало тяжким, как камень. “Надо в больницу”, — Чибис кряхтел под тяжестью. “Не надо, не надо… Может, очнется — сама…”
Опустив на снег, Чибис склонился низко. Глаза, заведенные под веки, дрожали белым. Скулы очерчивались неживой остротой. “Мама”, — он прошептал. “Что?..” — Ксеньины зубы стукнули. Обеими руками она взялась за подбородок, сдерживая невыносимый стук. “Ты должен, ты должен что- то...” — челюсть, вырвавшись из-под пальцев, стукнула. Чибис подполз на коленях и уцепился за ноги: “Волоком, волоком тащи”. Иннино пальто заворачивалось, поддергиваясь. “Больше не могу. Тяжело”, — он бормотал, выпуская.
На пустом месте, с которого стянули, чернело пятно. Ксения сунулась под пальто и нащупала мокротэ. Подняв к глазам, она разглядывала пальцы. “Что? Что?” — Чибис спрашивал, не понимая. “Где здесь больница?” — Ксения спросила сквозь зубы. Сжатые, они не посмели стукнуть. “Там, — он мотнул головой. — За рекой. Где мама...” — “Надо остановить машину”. — “Нет! Туда нельзя”. — “Вставай и выходи на дорогу”, — Ксения приказала непререкаемо. Чибис встал и выступил за кромку. Подняв руки, он шел по слюдяной полосе…
Серая “Волга” замерла как вкопанная, взвизгнув тормозами. Водитель, откинув дверь, вылезал на снег. “У нее там... очень сильно... кровь. Надо в больницу!” Водитель медлил, раздумывая. “У меня есть… рубль”. — Чибис шарил в кармане. “Давай-ка с обеих сторон”, — водитель перебил, не дослушав.
“Волга” рванула с места. Огибая Александровский сад, она летела к Неве. “Выезжаем на набережную, — водитель обращался к Чибису. — Вот, — он вытянул из щитка черную луковицу, — прижми к губам и дуй”. Чибис прижал и дунул. Попутная машина шарахнулась к тротуару, очищая дорогу. В громком шипении, как в непроницаемом облаке, серая “Волга” летела туда, где умерла его мать. Не отпуская от губ шипящей луковки, Чибис перегнулся через сиденье и заглянул в Иннино лицо. Оно было безжизненным и чистым. Самым чистым из всего, что ему приходилось видеть.
Инна умерла в двенадцатом часу, не приходя в сознание. Дежурный врач, спустившийся откуда-то сверху, сообщил о кровотечении, несовместимом с жизнью. Входя в подробности, он говорил о донорской крови, запас которой оказался достаточным, но матка, свившись в чудовищном спазме, не смогла сократиться. Отведя глаза, он произнес “внематочная”, но Ксения, не понимая слов, глядела на его руки, ходившие круговыми движениями, как выжимают полотенце.