Ориентализм. Западные концепции Востока
Шрифт:
Следует отметить, что Саид-разделял академические штудии и политическую злобу дня — не потому, что считал подобное разделение правильным, а потому, что не хотел выступать в качестве героя того самого снобистского афоризма — литератора, читающего политические документы. К тому же «культурные штудии» к тому времени приобретали все более сомнительный оттенок, причем сомнительность начиналась именно с политизированности. Саид всегда относился к разного рода рода «феминистской антропологии» или «негритянской культурологи» с брезгливостью. Когда и его «Ориентализм» тоже стал использоваться для подобных целей, он с негодованием восклицал: «Как можно обвинять меня в том, что я участвую в „разоблачении мертвых белых самцов“?[449] Все знают, что я люблю Конрада!» Впрочем, право «любить
Выход в свет «Начал» совпадает с заметным ростом политического влияния Саида. В 1975 году он выступает на заседании американского подкомитета по международным делам, где заявляет, что палестинцы превращены в чужаков в собственной стране. В этой же речи впервые публично произносится обвинение в адрес Израиля, лишающего палестинцев не только человеческих прав и собственности, но и истории и самосознания. Впоследствии это обвинение будет развито и обосновано многочисленными примерами: перу Саида, например, принадлежит подробный анализ израильских школьных учебников по истории Израиля, в котором история Палестины представляется непрерывной историей еврейского государства, иногда прерывающейся на времена правления иноземцев — римлян, турок и англичан, — а роль и место арабов принижаются. Здесь культурология, наконец, находит свое применение в качестве политического инструмента.
В 1977 году Саид был избран в члены руководства Палестинского национально совета (PNC).[450] К тому времени бесспорным лидером палестинцев становится Ясир Арафат, однако внутриполитическая борьба между лидерам продолжается. Саид не участвует во фракционной борьбе, считая себя выше этого, и играет роль независимого и беспартийного участника палестинского движения в целом. Он упорно настаивал на том, что палестинское движение не должно превратиться в подобие сионистского, с его мрачными мифами и не менее мрачной практикой, но его не слушают.
В 1979 году — через год после успевшего нашуметь «Ориентализма» — выходит знаменитый «Палестинский вопрос».
К тому времени отношение к Саиду в арабских кругах стало довольно двусмысленным. Признавая авторитет ученого, а равно и его пользу для общего дела, арабские политики все больше склонялись к тому, что его взгляды сомнительны и неудобны для политической практики.
Это и в самом деле было так. Эдвард Саид выламывался из рамок традиционной схемы «непримиримость — уступки — сдача позиций». Например, в 1977 году, когда в палестинских кругах начались дискуссии о признании права еврейского народа на свое государство в Палестине, Саид высказался так: «Я не отрицаю их требования, но их требования всегда влекут за собой изгнание палестинцев». Фраза двусмысленная; за ней скрывалась готовность Саида способствовать уступкам в тех вопросах, которые палестинские политики считали важными, но неуступчивость в том, что они недальновидно полагали мелочами.
Отдельная тема, которую, пожалуй, стоит затронуть именно здесь, — отношение Саида к исламу. Он написал книгу «Покрывающий ислам»,[451] где критикует — используя наработанные в «Ориентализме» методики и риторические приемы, — западное отношение к религии Пророка (особенно достается концепту «исламского фундаментализма»). Эта критика вторична и во многом несправедлива: Саид начинает злоупотреблять известным тезисом «все сложнее, чем кажется» — и, с другой стороны, пользоваться кондово простыми ходами мысли. В следующей книге — «Культура и империализм» — содержится несколько смешных пассажей, сильно напоминающих вульгарную марксистскую критику. Например, он нападает на невиннейшую викторианскую Джейн Остин с ее романами про гордость и предубеждение — за то, что ее героини пьют чай, выращенный на плантациях (дальше понятно). Все это украшено сентенциями типа «каждый европеец, когда он говорил о Востоке, был расистом и империалистом» (что, может быть, «где-то правда», но уже попахивающая «мертвы ми белыми самцами»)… Возвращаясь к исламской теме: Саид постоянно подчеркивал, что его сочинения не являются апологией ислама (каковой от христианина ждать было бы странно), а лишь защитой от несправедливых нападок со стороны надменного Запада. Сам он, похоже, относился к исламу без трепета, хотя и без фобий.
6
Пиком
Тем не менее сессия была проведена, и началось то, что впоследствии получило название «мирный процесс». Саид в американских средствах массовой информации всячески пропагандировал декларацию в качестве «исторического компромисса» со стороны палестинцев, которая привела к Мадридской конференции, где впервые был провозглашен принцип «мир в обмен на землю».
Однако дальнейшее развитие контактов с израильской стороной, по его мнению, пошло куда-то не туда. Саид занимал все более и более критическую позицию по отношению к руководству ООП. Его отношения с Арафатом становились все более скверными. Из Совета он выходит в 1991 году. Причиной послужило его несогласие с позицией Арафата, который поддержал Саддама Хусейна во время первой Войны в Заливе. Саид заявил, что действия палестинского лидера могут привести к ухудшению положения палестинцев в мире (в чем оказался прав).
Но последней соломинкой стало Осло и заключенные там соглашения.[452] Он назвал их «инструментом палестинской капитуляции, палестинским Версалем», а заключивших их деятелей обвинял в предательстве интересов палестинцев. По его словам, соглашение было циничной сделкой по обеспечению безопасности между Израилем и США, с одной стороны, и руководством ООП: Арафат получил возможность вернуться в Палестину в качестве главы администрации «палестинской автономии», а Израиль получал свою безопасность.
Обличительные статьи Саида вызвали крайнее раздражение палестинского лидера. Бывшие соратники, что называется, расплевались, и каждый пошел бороться за палестинское дело своей дорогой. Триумфальный въезд Арафата в Газу обошелся без участия Эдварда Саида: тот назвал «раиса» коллаборационистом и никуда не поехал.
Дальнейшую историю «мирного процесса» — чрезвычайно запутанную, наполненную интригами, предательством, местью и прочей реальной политикой — мы излагать не будем. Достаточно сказать, что Эдвард Саид, ни на йоту не изменяя своим убеждениям, все дальше отходил от практической политики — хотя неизменно комментировал очередные скандалы, провалы и катастрофы, сопровождавшие «мирный процесс» на всем его протяжении. Последней попыткой сыграть роль в политике для Саида стало его участие в создании партии Палестинская Национальная Инициатива[453] — партии, пытающейся играть роль «третьей силы» между «коррумпированным и продавшимся» ФАТХом и террористическим ХАМАСом.[454] Он также успел выпустить еще две книги на ту же тему — «Политика выселения»[455] и «Конец мирного процесса».[456] Со временем становилась все жестче и его критика американской политики по отношению к Ближнему Востоку. Его лекции о войне в Ираке были уже не просто критическими, а откровенно злыми. Как он комментировал 11 сентября, читатель может догадаться сам. В дальнейшем он говорил и писал, что «высокомерие американской империи» после разрушения башен близнецов пере шло грань, отделяющую заботу о своей безопасности от паранойи.
К тому времени Саид уже давно жил со смертельным диагнозом: лейкемия, рак крови. На этом фоне развивалась раковая опухоль. Врачи честно сказали, что положение безнадежно.
Саид, однако, очень не хотел умирать. Он шел на самые радикальные эксперименты с собственной болезнью: рискованная химиотерапия, облучение, новые лекарства — все что угодно. При этом он отказывался вести жизнь больного, не принимал болезни как способа существования. Он продолжал писать, читать лекции, давать интервью, заглядывая в больничную палату как на работу — нудную, но необходимую. В самые последние годы он возвратился к занятиям музыкой. Его жизнь становилась все интенсивнее: он знал, что времени ему отпущено мало.