Оригами из протоколов
Шрифт:
Анна часто представляла, что уголовное дело должно быть похоже на румяный пирожок – чтоб начинка из страстей из мотивов была внутри, тесто тонкое и хрустящее из событий – снаружи, сверху – яичный желток в виде правильной квалификации с глянцевым отблеском, и эмоции отдельно от дела, но в прикуску, как сладкая закуска к чаю.
Работа следователя – работа с информацией, следователь должен уметь получать информацию, проверять ее, оценивать, не использовать ненужную, и, главное, отличать ложь от правды.
Работа следователя, вопреки создаваемому
А дорога на работу – отличное время для составления плана. Плана расследования уголовного дела.
Только фары и луна освещают нечищеный снежный накат, по щербатому асфальту машина почти на автопилоте катит мимо едва различимых серых бетонных заборов военных частей и гаражей. Как вчера. Как завтра. Как каждый день. Каждая ямка знакома. Машина катит через весь застывший Акшинск. Городок заборов, пустырей, заброшенных заводов. Дорога помогает думать.
Срок следствия по этому делу недавно продлен до трех месяцев. На следующее продление надо ехать в областное следственное управление. Продление срока следствия через управление, значит, через процедуру выедания начальством твоего мозга десертной ложечкой. Начальство так компенсирует отсутствие погонь, драк и перестрелок, у него тоже скучная работа.
Поэтому на дело надо плотнее насесть и принять уже какое-нибудь решение… Где-то в промежутках между основной работой. Впереди у Анны чуть меньше месяца срока следствия. Всего месяц, и это так мало.
И для начала всех надо передопросить.
Жена
Они никогда, никогда этого не узнают. Все эти отвратительные, неприятные, тупые. Быдло. Менты.
Этого никто никогда не узнает.
– Расскажите, что именно у вас произошло в день смерти супруга?
И эта такая же – обыденно-некрасивая. Обычная. Не выдающаяся. Серая. Женщина-следователь на мужской работе в последних попытках устроить свою никчемную личную жизнь. И, видать, в безуспешных.
– Это был обычный день. Мой муж постоянно проживал в Твери, там у него работа, а мы живем здесь, пока старший сын не закончит школу. Муж был в отпуске, он приехал перед Новым годом на месяц. Почти все время проводил дома. Ходил только в магазин. Я тоже была дома, взяла отпуск, чтобы больше провести времени с мужем. На его отпуск выпадают дни рождения всех наших детей, и муж был занят организацией праздников.
В этот день муж утром около 10 часов утра пошел в магазин за тортом и не вернулся. Свой телефон он оставил дома. Потом из школы пришли дети. Сначала я не волновалась, что мужа долго нет. Мой супруг любил ходить пешком, он поддерживал физическую
– Нет, в день пропажи мужа мы не ругались, и настроение у него было обычное, хорошее.
К вечеру, когда муж не вернулся, около 18 часов, я стала обзванивать знакомых, к ночи позвонила в больницу, в полицию. А утром мы со старшим сыном Виктором пошли в полицию. Нас вызвали. На обратном пути, за гаражами, мы увидели что-то темное. Мы подошли поближе и обнаружили труп моего супруга Горшова Игоря Владимировича.
Следачка почти сразу, пару минут вежливо покивав головой для придания видимости заинтересованности, замолотила по клавишам. Сильно, громко. Какой неприятный звук.
Господи, ну какие они все тут неприятные. Третий следователь. И каждый присваивает себе право копаться в моей жизни. И те двое мальчишек тоже. Один толстый прыщавый очкарик, второй – худой юнец с кадыкастой шеей. Они все слились для меня в одно отвратительное существо.
Они только изображали свое сочувствие. Лживое. Неискреннее.
Пиши-пиши свои бессмысленные протоколы. Я теперь могу пропеть эту песню еще раз. Я так много раз ее повторяла. Сама поверила, что все так и было.
Сначала я рассказала ее Вите. Потом – бывшим друзьям мужа по телефону, моим коллегам, его сослуживцам. Оперативному дежурному по 02.
Среди ночи вонючему, потному участковому в засаленной форме.
Наглому оперу днем в отделе полиции в грязном темном кабинете с подранным линолеумом. Этому под запись. Мерзкий опер пытался меня даже сбить, подловить, проявлял жалкие интеллектуальные потуги, задавал тупые вопросы. Ухмылялся. Я глядела на его ужимки, и мне тоже хотелось ухмыльнуться.
Все это я репетировала много часов, проговаривая все варианты их предсказуемых вопросов.
Все развивалось по моему сценарию. Мне было легко, потому что я рассказывала им правду, и потому что все могло случиться именно так.
Я рассказала ее и тем двоим, называющим себя следователями, и устно и письменно. История украсилась деталями, подробностями. Я ясно чувствовала прикосновение сухих твердых губ мужа на щеке, под щекотящими усами, перед походом в магазин он меня, как всегда поцеловал. и слышала, как звонко скрипел утренний морозный снег под его четкими энергичными удаляющимися шагами под открытой форточкой.
Я сжилась со своей историей, могу рассказать ее с любого места.
И я не должна показывать им, что их вопросы тупые, банальные, они не должны знать, как они отвратительны мне. Надо лишь немного потерпеть. Еще совсем чуть-чуть. И вся эта грязь сама, как короста отвалится, следствие закроется, а я, я стану свободной. Так что давай, Мышь. задавай скорее свои стандартные вопросы, потыкай пальцем, где расписаться, и я пойду. Скорее на ледяной, но такой свежий морозный воздух с едва уловимым привкусом арбуза.