Ория (сборник)
Шрифт:
Чудика в лагере не оказалось. Згуру доложили, что «компаро» в городе, не иначе по румскому вину соскучился. И действительно, прошлым вечером Чудик даже не приложился к браге, а был серьезен и вел бесконечные беседы с гостями, расспрашивая о Лучеве, о кнесне Горяйне и почему-то о прошлом урожае. Фрактарии рассудили, что наутро «компаро» одумался и побежал наверстывать упущенное. Згур удивился — Чудик был не из тех, кто покидает лагерь не спросясь, но потом решил, что не одному ему надо иногда потешить душу; А вдруг Чудику брага поперек
горла стала?
Между
Фрактарии, побывавшие в городе, спешили поделиться увиденным. Крюк с презрительной миной сообщил, что стены Лучева годны лишь для скотьего загона, а ворота можно вышибить сапогом. О городской страже он и говорить не стал, заметив, что венты — и есть венты. К тому же эти венты души не чают в своей кнесне, причем считают ее великим воителем и верят, что она одной левой разнесет рогатых скандов. Последнее насмешило парня более всего, и он был готов долго рассуждать о том, на что годятся бабы на войне.
Згур вспомнил темную комнату, бледное лицо под черным платком. «У нас не осталось ни воинов, ни серебра…» Что будет, если сканды ворвутся в город? Может, кнесна действительно возьмет меч, чтобы погибнуть у ворот кро-ма? Згуру стало не по себе. Даже в дни Великой Войны, когда закованные в железо сполоты шли на Коростень, во-лотичи не сдавались так легко. Нет серебра, погибли воины — но есть еще люди, здоровые, с руками и ногами. Главное, чтобы сердца не были заячьи…
Чудик появился в лагере уже ближе к вечеру. Не отвечая на вопросы, он быстро прошел к лодье, над которой развевался Стяг. Згур поспешил навстречу. Он уже понял — бывший наместник задержался не из-за лишнего глотка румского.
— Хайра! Компаро комит, нам надо идти! Срочно! Згур не стал переспрашивать, застегнул фибулу, поправил меч.
— Пошли! Вдвоем пойдем? Чудик на миг задумался, кивнул:
— Да. Там не протолкнуться…
Город был вновь пуст. Но это была не вчерашняя мертвая пустота. На улицах стояла стража, а из открытых окон выглядывали любопытные лица. Женские — мужчины куда-то исчезли. Згур подумал, что они идут в Кром, но Чудик кивнул на улицу, ведущую с горы:
— Туда! Там главная площадь.
И, отвечая на немой вопрос Згура, добавил:
— Они собрали эклезию. Хотят видеть тебя, компаро комит.
Згур хотел переспросить, но вспомнил, что значит это румское слово. «Эклезия» — «сонмище». У сполотов это называется вечем, у сиверов — толковищем, а у волоти-чей — попросту сходом.
Большая, сплошь заполненная народом площадь не шумела — ревела, словно Змеиное море в осенний шторм. В первый миг Згур даже растерялся. Почему-то показалось, что толковище уже идет стенка на стенку, кулаки врезаются в скулы, крушат ребра, пальцы выхватывают припасенный засапожник…
Но вскоре стало ясно — до драки не дошло. Зато орали от души — истово,
Згур, ведомый Чудиком, пробрался поближе к помосту. Оглядевшись, он заметил неподалеку еще одно возвышение — побольше. Там сбилась в кучу дюжина бородачей в богатых шубах с высокими посохами в руках. Згур невольно усмехнулся — не бояре ли? Видать, они и есть.
Наконец вопли поутихли. Бородатый взмахнул ручищей, в воздухе мелькнул громадный кулак.
— Бросили! Бросили город наш бояре! Кубыть портки старые! На поталу бросили, сукины дети! Под скандски мечи!
Дружный рев был ответом. Згур начал понимать. Добрые горожане наконец-то взялись за ум.
— Аль стража у нас не кормлена? — вел далее здоровяк. — Ишь, ряхи наели, кубыть хомяки!
— Верно! Верно речешь, Долбило!
Ах вот он, Ярчуков знакомец! Несмотря на нелепое имя, кузнец Згуру сразу понравился.
— Погинул кнес наш! Погинули вой! Но город не поги-нул! Да тока без защиты он, кубыть девка без рубахи…
— Боярин Верть обещал… — встрял было старик в фе-рязи, но Долбило вновь махнул кулаком:
— Нишкни! Нет веры боярам. За зброю браться надобно!
— За зброю! За зброю! — прокатилось по площади. — Не отдадим Лучев!
Згур улыбнулся — молодцы!
— Ах ты, мурло неумытое, голова пустая! — срывая голос, завопила ферязь. — Мечом рубить — не молотом махать. Не твое это дело! Вой перебиты, казна пуста, а вы, кузнецы да горшечники, кожемяки да бронники, в собачий корм пойдете опосля первого же боя!
— Верно! Верно! — завопил кто-то. Площадь откликнулась недовольным гулом.
— Аль забыли, что у соседей сталось, в Зелен-Озере? Вышли таки горлохваты против скандов, и где теперь Зелен-Озеро? Горлохваты под землей лежат, а женки их — под скандами пыхтят. А потому к мадам идти должно да в ноги падать, чтоб город наш под крепку руку взяли! А не к мадам — так к алеманам!..
Его прервал дружный крик:
— Не любо! Не любо! Не предадим кнесну нашу! Нам иных не надобно!
— К мадам не пойдем! — рыкнул Долбило. — И к алеманам идти неча. Не помогут! Их самих сканды, кубыть поросят, потрошат. А что воев нет — не беда. Вот войско прибыло — его и наймем! Чай, найдем серебришко!
Згур наконец понял. Вот почему Ярчук по знакомцам побежал! Но ведь их всего две сотни…
— Видали, людь добра, как они скандов-то в окорот взяли? У них огонь горючий румский есть. А что мало их — не беда. Мы сами в их войско пойдем — научат!
— Любо! Любо! — откликнулась площадь. — К кнесне идтить надобно! К кнесне!
— Очумели, што ль? — воззвала всеми забытая ферязь. — Людь сурьская! Богов побойтесь! Иноземцы они, иноверцы! С иноземцами и хлеб делить неможно, и щи хлебать! А вожак их — скоблено рыло, он город наш в пояс завяжет да женок ваших на потеху возьмет!