Ория (сборник)
Шрифт:
— Так что, господин комит, мы здеся! • — Вижу, — согласился Згур. — И что?
На миг бородатые явно растерялись. Затем кто-то, с выпирающим из-под шубы брюхом, недовольно проскрипел:
— То есть как? Здеся мы! Войско готово, так что могешь старших назначать. Большим полком я воротить буду…
— Пошто ты? — недовольно откликнулся бас. — Большим полком мне воротить, мне и за столом выше тебя сидеть…
— Нишкни! — скрипение обернулось сипом.. — Коли стыда нет, в разрядны записи бородищу сунь. Мне большим полком воротить, тебе — полком
— Мерите — правым полком? — взвился бас, но Згур поспешил поднять руку:
— Отставить!
Бородачи, поворчав, умолкли. Згур был не прочь порасспросить, что это за порядок такой, когда место за столом военный чин определяет, но времени не было. Пусть сами разбираются.
— В войско взять могу каждого — простым фрактари-ем. Выслужитесь — дальше пойдете. Вопросы?
Смотреть на бояр стало прямо-таки приятно. Брюха да бороды заколыхались, задергались резные посохи — и толпа начала быстро расползаться. Вскоре перед Згуром остались четверо — седобородый старик в богатой шубе,
двое голубоглазых вихрастых мальчишек, похожих друг на друга, словно дождевые капли, и высокий широкоплечий середович в румском военном плаще.
— Простыми фрактариями пойдете? — не поверил своим глазам Згур.
— Коли возьмешь, комит, — негромко откликнулся старик. — Верть я, старшой стражи бывый. А то — внуки мои: Сом да Лещок.
Згур не знал, чему больше удивляться — рыбьим именам близнецов или тому, что Верть, которого только что со старших сняли, в войско попросился. Отказать? Но ведь не в сотники просится!
— Сколько вам лет? — обернулся он к близнецам. — Не рано ли в войско?
— Тринадцать! — обиженные голоса слились воедино. — И вовсе не рано!..
Згур невольно улыбнулся. Сам он в Вейске с двенадцати…
— Батька их с кнесом нашим голову сложил, — вздохнул Верть. — Не обидь, комит!
— Хорошо! — решился Згур. — Найдите кузнеца Дол-билу, скажите, я разрешил.
Сом и Лещок радостно переглянулись. Верть коротко поклонился. Згур кивнул и повернулся к четвертому, молча стоявшему в стороне. Он уже заметил, что этот не походит на прочих. И одет по-румски, и борода, черная, словно смоль, слегка тронутая сединой, подстрижена коротко, и взгляд… Бородачи возмущались и гневались. Этому же было просто смешно.
— Значит, простым фрактарием?
Темные глаза блеснули. Внезапно показалось, что неведомый боярин разглядывает его, Згура, словно редкого зверя. Будто на площадь привели белого медведя с кольцом в носу.
— Как твоя воля будет, Згур Иворович. Мы — людь маленькая…
Его уже не впервые называли так. Странный обычай у венетов — отцово имя с «ичем» ставить.
— И кто же ты, маленькая людь?
Тонкие губы дернулись в усмешке. Згур невольно залюбовался. Незнакомец был красив, строен, силен. Но это была красота хищного зверя. Волка. Волк улыбался, но тело уже собралось для прыжка…
— АсмутЛутович я, холопишкатвой. Повели, господин комит, мя в полк зачислить на какую ни есть службишку…
Улыбка
— Если с конем, в конницу зачислю. Только бронь свою иметь надо.
— Бронь, хочь и стара, да есть. Да конишка-то худой, — вздохнул Асмут. — Тока на передни ноги кован, узда моча-лова, а чепрака и вовсе нет… Ин, постараюсь, Згур Иворо-вич, сослужу службу. Могу и за коньми ходить, навоз выносить…
Теперь в глазах великого боярина горел гнев. Згур понял — с этим ссориться опасно.
— Чего ты хочешь, Асмут Лутович?
— Поговорить. Вечером приходи ко мне, мой дом здесь всякий знает. Приходи один. Теперь Асмут говорил по-румски — гладко и четко, словно настоящий румиец. Не просто говорил — повелевал.
Згур нахмурился. Да, этот просить не станет!
— Приходить? А может, на брюхе приползти?
Их взгляды встретились. Асмут выждал, усмехнулся:
— Я, кажется, плохо говорю по-румски. Забыл одно слово. Приходи, пожалуйста.
Отказаться? Но Згур уже понимал — нельзя. Ссориться, даже не поговорив, ни к чему.
— Спасибо. Буду.
Стол был накрыт прямо во дворе. Вешенка суетилась, расставляя скромное угощение: вареную репу, жареную, под хрустящей корочкой рыбу и, конечно, блины — золотистые, румяные.
— Масляны дни починаются, — тараторила она, расставляя по столу миски и блюда. — Как без блинов-то! Вот счастья-то боги послали! Дядя Ярчук вернулся, и как раз на масляну! То боги не зря так сделали! Зиме конец, весна идет, а с весной и счастье!
Сам Ярчук был тут же. Таким Згур его никогда не видел. Венет жмурился, счастливо улыбался, поглаживая пышную, заплетенную в косички бороду, на груди белела новая сорочка, а на плечах ладно сидел пестрый алеман-ский кафтан. Згур невольно улыбнулся — что значит дома! Теперь уже Ярчук никак не походил на лесного чугастра. Даже взгляд помолодел, и, если бы не бородища, венет бы вполне тянул на свои двадцать четыре.
Рядом пристроился Гунус, сверкая каменным глазом. Згуру уже объяснили, что камень сей не простой, особенный. Через тот камень глаз дальше видит. Дальше — и четче. Згур даже попытался сам взглянуть через чудо-камень, но ничего не разобрал, кроме серой мути. Видать, не для его глаз чудо!
— А соседи наши тоже в полк пошли, — продолжала девочка, раскладывая по столу резные деревянные ложки. — Все пошли, даже дедушка Золуй пошел! Жаль, в полк женок не берут! А ты, дядя Ярчук, говорил, что женка — завсегда первая!
Венет ухмыльнулся, вновь огладил бороду:
— Первая, само собой. А ты вот дядю Згура спроси, отчего это он женок в войско не берет? То его воля!
Вешенка требовательно взглянула на Згура, но тот лишь развел руками. Этого еще не хватало! Будто для женщин иных забот нет!