Ория (сборник)

Валентинов Андрей

— Махиния! — с уважением повторил Ярчук. — Гуркает!

Внезапно рев сменился шипением. Из бочки ударил столб белого пара. С громким визгом Гунус отскочил — и брякнулся с помоста прямо на цветущий клевер. «Махиния» подпрыгнула, выпустила еще одну струю пара, на этот раз серого — и умолкла. Мельничные крылья, поскрипев, медленно остановились.

— О горькая судьбина! — мудрец с трудом приподнялся, почесывая ушибленное место, на которое довелось упасть. — Не тягнеть махиния! О дух Сопром-Атум, пошто шкодишь в трудах штучных!

Отряхнувшись

и отстранив Вешенку, пытавшуюся привести в порядок его изрядно помятую хламиду, Гунус глубоко вздохнул и повернулся к Згуру:

— О вьюнош! Не строй насмешки над катакастрой моей, но отнесись с должной сердечностью…

Згуру ничего не оставалось, как пообещать ни в коем случае не строить насмешки над загадочной «катакастрой» и заверить ушибленного мудреца в своем самом сердечном отношении — и к нему, и к его «махинии».

Подбодренный этим Гунус погладил лысину, поправил сползший на щеку каменный глаз и улыбнулся:

— Истинно глаголят, что работа и труд все перетереть могут. Хоть и гласят невежды, что неможно махинию пер-петную изготовить, однако же ведаю я путь борзый, которым и пройду до последней дефиниции. Ибо написано в вершах…

Згур понял, что пора прощаться. В последнее время при упоминаниях о «вершах» у него начинали ныть зубы.

Короткий рассказ Ярчука только прибавил уверенности. Решающий бой близок. Уже много раз Згур разворачивал мапу, пытаясь поставить себя на место врага. Что бы он сделал? Лайв неглуп, он опытный воин, его сканды не разучились воевать…

То и дело вспоминался разговор на берегу тихой Горс-клы. Хальг Олавсон — мастак шутить, но шутки его не столь просты. Седой конуг считает Лайва жадным. Почему? Только ли потому, что Торунсон не желает отдавать Белый Кром? Но это не жадность, а трезвый расчет. Кто владеет столицей — владеет страной.

Но все же Хальг прав — Торунсон жаден. Згур помнил, какой стала Полуденная Сурь, попавшая под власть скан-дов Лайва. Торунсон грабил, безжалостно забирал последнее — и теперь ему нелегко будет найти даже хлеб: разоренные, испуганные селяне не сеяли озимых. Не то Хальг — Олавсон быстро поладил не только с боярами и «крестовой людью», но и почти со всеми, кто живет на полночи. Значит, Лайву остается выбор — либо уходить, заключив непрочный мир, либо броситься на Лучев, чтобы прокормить своих «рогатых».

Но была еще месть. Не сумев защитить свою землю, конуг потерял лицо. Его проклянут уцелевшие — и навеки ославят его род. Торунсону осталось одно — смыть кровь кровью. Итак, никакого мира! Только битва — быстрая, победная, чтобы на развалинах Лучева справить тризну по убитым родичам и друзьям.

Сейчас Лайв отступал, но этот отход напоминал движения зверя, готовящегося к последнему прыжку. Как только полторы тысячи «рогатых» соберутся возле Урома — зверь прыгнет, чтобы вцепиться в горло врагу стальными клыками.

Сотни Гусака и Сажи стояли за Певушей, там же притаились в засадах и секретах Ярчуковы лучники. Лучевские сотни — Долбилы,

Вересая и третья, недавно собранная из молодых добровольцев, сторожили броды. Еще три сотни, присланные соседями, стояли у самого города. А в лесах, чуть дальше на закат, притаились латники Асмута Лутови-ча, вернувшиеся из дальнего набега. Это было все, что мог собрать Згур, не считая необученных посадских, от которых в бою толку мало. Эти покуда охраняли свои города и ближние поселки.

Оборона была построена так, как объясняли наставники в Учельне: в три полосы, с опорой на каменные городские стены. Но Згур понимал — этого мало. Стальной скандский кулак — полторы тысячи опытных воинов — прорвет тонкую линию «катакитов», разгонит неопытных горожан и расшибет старые лучевские вежи.

Да, Лайв ударит! Должен ударить! Обязан! И если он еще не сделал этого, то только потому, что ждет помощи от

своего друга конуга Хальга!..

Згур понял — ждать нельзя. Хотелось поговорить, посоветоваться. Но с кем? Кнесна, любившая надевать кольчугу и выезжать перед строем, в жизни не командовала и десятком. Ее бояре? Смешно и думать! Гусак и Сажа — просто хорошие рубаки, а Чудика уже нет…

Оставался один человек, без которого Згур не мог обойтись, хотя менее всего ему хотелось слушать его советы. Асмут Лутович уже два дня как вернулся в Лучев. Он даже прислал коротенькое письмецо, на которое Згур не стал отвечать…

— Согласен, — великий боярин кивнул, отхлебнул из тяжелого кубка. — Ждать Лайва нельзя, Згур Иворович!

Надо бить самим!

В знакомом очаге, несмотря на теплую погоду, по-прежнему горели дрова, но теперь пламя играло темпо-баг-ровыми отсветами. От углей тянуло резким пряным духом. Згур даже не решился спросить, чем на этот раз решил развести огонь чернобородый.

— Если он ударит, нам придется укрыться за стенами. Их полторы тысячи, и город не удержать. Даже если отобьемся, сканды уничтожат все в округе: села, посевы…

— Значит, вперед?

Згур старался не смотреть в лицо Асмуту. Все время казалось, что боярин знает — и о беседе на берегу Горсклы, и

об Ивице…

…Девушки в городе не было. Асмут отправил ее в Жи-

рицы — маленькое село на закат от Лучева. Только однаж-457

ды Згур сумел тайком съездить туда. Ивица поправлялась медленно, даже вставала с трудом. При воспоминании об этом руки сами сжимались в кулаки…

— Да, Згур Иворович, вперед. И сейчас же. Честно говоря, я думал, ты уже отдал приказ…

Отдать приказ было просто. Но для такого боя нужны все силы, а часть сотен еще стоит по городам…

Боярин поставил кубок на резную крышку маленького столика, откинулся на спинку кресла.

— Мои латники будут ждать. И я тоже. Но прежде мы должны договориться…

Он помедлил, словно подчеркивая весомость того, что будет сказано.

— Мы сделали первый шаг, Згур Иворович. Затем второй. Настало время для третьего. Но все имеет свою цену…