Орлеан
Шрифт:
— У меня тоже что-то было, — призналась Лидка. — Кто-то дышал мне в закрытые глаза, когда я спала.
— Любовник, — предположил Рудольф.
— Какой, на фиг, любовник? Я девочкой еще была, ты понял?
— Ты разве была когда-нибудь девочкой? Не верю, — буркнул Белецкий. — И когда он перестал дышать?
— Когда я встала у парикмахерского кресла.
— Не грузись ты этим. Не дышит, и ладно, — успокоил ее хирург. — Я тебе дам книгу, чтобы ты отвлеклась, — «Дао и женская сексуальная энергия».
— Кто
— Не помню. Какой-то китаец. Но не Мао Цзедун.
— А что я буду делать с этой книгой?
— Читать, — объяснил он. — Там есть глава, которая тебя заинтересует, — «Тяжелая атлетика для разработанного влагалища».
— Дать бы этой книгой тебе по башке, — мечтательно произнесла Лидка, — чтобы твои мерзкие мозги вытекли бы наружу.
— А кто тогда будет слушать твой бред про Кларка Гейбла?
— Для этого мозги не нужны. Для этого нужно сердце. И попомни мое слово: он скоро всех нас достанет. Никто не уйдет.
В комнату въехал мальчик на велосипеде:
— Мама, я писать хочу!
— Писай в штаны, — разрешила ему Лидка. — Ты в подгузниках… Только не здесь, не при нас, — прикрикнула она, видя, что мальчик начал тужиться и пыхтеть. — Езжай в коридор и писай!
Мальчик послушно завертел педалями и со скрипом выехал в коридор.
— Это очень вредно, моя дорогая, — вкрадчиво объяснил ей Рудик. — То, что ты не приучаешь малыша к горшку.
— А у меня есть время приучать? — окрысилась Лидка. — Может, ты станешь у нас жить и сажать его на горшок?
— У меня же отец на руках, — напомнил ей врач. — И то я его на горшок не сажаю. И твоего малыша тем более не буду.
Лидка хотела ответить что-то резкое, но осеклась. В комнату вошел молодой человек с бритой головой и разными глазами. В руках он держал два ведра с пресной водой, которую накачал из колонки рядом с домом. Это был Игорек, тот самый парень, который прислуживал ей в парикмахерской и говорил с озером в начале нашей истории.
Увидев хирурга, он застеснялся, словно на медкомиссии, и покраснел всеми своими прыщами.
— Еще один малыш, — заметил Рудольф Валентинович философически.
— Не обращай внимания… Это чучело мне помогает, — сказала Лидка.
— Да я так… Чисто онтологический интерес, — пояснил свою позицию Белецкий.
— Ставь на табуретки и иди, — грозно распорядилась Лидка по поводу воды.
Игорь водрузил ведра на табуретки, как просила хозяйка, и начал топтаться, переминаясь с ноги на ногу, силясь сказать что-то, выдохнуть и объяснить.
— Еще работы хочешь? Держи. — Она вручила ему лопату. — Вскопай грядку. Рядом с теплицей. — И неопределенно махнула рукой в сторону окна.
Игорь проследил направление взмаха и увидел за стеклом пролетевшую ворону. Кинув боязливый взгляд на Белецкого, ушел.
— И откуда этот малыш? — спросил Рудик с теплотой проснувшегося
— Из парикмахерской.
— Ты его стригла?
— Вот уж нет. У него волосы не растут.
— Значит, они растут вовнутрь головы, — философически заметил врач. — Зачем звала меня? Он бы тебя и защитил.
— Этот малыш хуже, чем взрослый. Вообще во! — И Лидка покрутила пальцем у своего виска. — Прицепился… Ходит по пятам. Ну я и нагрузила его работой.
— Ладно, — успокоился врач. — Аллах ему судья. Покажи мне еще раз визитку своего маньяка.
Лидка полезла в сумочку, начала в ней нервно шарить, наконец в сердцах вытряхнула ее целиком. Из нее вывалились губная помада, тушь для ресниц, какой-то окислившийся ключ и несколько канцелярских скрепок.
— Вот он! — В руках у Лидки был зажат кусочек картона.
— Да, — согласился Рудик, заглянув в него. — Действительно, есть странности. Я поначалу и не оценил.
— Именно!
— Пошли, — сказал он, вставая с дивана. — Найдем его контору и раскрутим это безнадежное дело.
— Спорим, что никакой конторы нет в помине?
— Спорим, что я сейчас засну?
И хирург действительно широко зевнул, демонстрируя свои желтоватые клыки, которые могли перегрызть любого, если бы Белецкий водился в саванне и выслеживал бы в кустах заблудившегося натуралиста.
— Погоди… Я только Лешку поймаю, — выдохнула Лидка, как если бы речь шла о бабочке.
Выбежала в коридор. Ее малыш боязливо сидел на велосипедике у входной двери в дом, втянув голову в плечи, будто опасался немедленной жестокой расправы. Лидка подошла к нему и тепло, по-матерински пощупала рукой его штанишки.
— Пойдем со мной, сынуля. Дядя Рудя хочет угостить тебя конфеткой.
— Я не хочу дядю Рудю, — сказал мальчик.
— Но конфетку ты хочешь?
Лешка не сдержался и кивнул головой.
Тогда она властно взяла его за руку.
— А конфетка сладкая? — поинтересовался малыш.
— Слаще пареной репы.
Лидка стянула его с велосипеда и поволокла за руку в комнату. Малыш, подозревая неладное, слегка упирался и тормозил своими желтыми сандаликами, как тормозит лыжник, когда спускается с горы.
Она втолкнула его в комнату. Рудик равнодушно окинул малыша взглядом, потому что не любил детей чисто онтологически: они напоминали ему о хрупкости всего сущего.
— У тебя есть конфетка? — спросила мать гостя на всякий случай.
Тот пожал плечами и отрицательно покачал головой.
И здесь вдруг Лидка сгребла своего сына в охапку. Истошно заорала, да так, что ветер пролетел по избе:
— Открывай шкаф, идиот!
Рудик вздрогнул от неожиданности. Но все-таки догадался, о чем идет речь. Отворил настежь платяной шкаф… Лидка запихнул туда сына, который уже кричал и кусался, как дикий зверек.