Орлеан
Шрифт:
— Кажется, да, — ответила девочка.
— Опять, наверное, «Русский хит»? — предположил отец с отвращением. — Не люблю я их. Говорят, там пятьдесят процентов свинины.
— Ты, наверное, обрезанный, — меланхолично заметил его друг, по-прежнему не вылезая из самого себя, — и ешь только кошерное. Неволин, говорят, скоро обрежется, — добавил он почему-то.
— Не в этом дело. Просто написано — свинина, а ешь как будто бумагу.
— Все обрезанные спасутся, — поделился напарник сокровенным из глубины себя.
— Спасутся только еврейские первенцы, — наставительно встряла в разговор дочка. — А обрезанных будут судить по делам их, и часть из них уйдет в мир теней.
— Я сказал, чтоб шла домой! —
Он наклонился и пощупал пульс у поверженного противника, который, по-видимому, прикидывался куклой и не подавал признаков жизни. Глаза экзекутора были закрыты, на лице застыла счастливая улыбка покойника.
Милиционер побледнел и ощупал шею, пытаясь хоть там обнаружить биение сердца.
На лужах расплывались олимпийские круги. Дождь медленно и явно проходил.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ТОТ, КТО ЗАТАЧИВАЕТ ТОПОР
Василий Карлович смотрел в серое окно и думал. Мысли его были настолько странны, что пересказать их можно с известной долей осторожности, ибо касались они предмета во всех смыслах обыденного, а именно кресла или стула. Неволин думал о том, что в их офисе нет хороших стульев. Все они казались неподъемными: с железными ножками, спинки были сделаны из искусственной красной кожи и набиты отвратительно-желтым поролоном, похожим на мыльную пену, снятую с щек стареющего мужчины. Такой стул не подставишь под атласный зад уважаемого человека, не предложишь усталому начальнику, проходящему по уголовному делу как свидетель, а тот, кого ждал дознаватель со дня на день, был более чем уважаемый человек и сидеть ему нужно, конечно, на рукотворном деревянном троне, а не на каком-нибудь седалище провинциально-офисного значения. И бог весть кто сидел на этих железных стульях — какие-нибудь мелкие воришки с оптового рынка, проворовавшиеся бухгалтера с хроническим насморком, тупые бомбилы, отвинтившие колесо у чужой праворукой «тойоты», да пара некрасивых проституток с трассы Славгород — Павлодар, которых и не посадишь даже, а просто поговоришь на своих двоих и отпустишь с напутственным словом мудрого растроганного отца.
Неволин ударил по клавишам старенького компьютера, словно бил муху. Комп потупил минуту-другую, и, наконец, на экран выплыла электронная фраза, которая не давала спокойно жить в последнее время: «Поставьте удобный стул перед входом в селение или город, в тени цветущей смоковницы, дабы Мошиах, собираясь к вам, мог бы присесть и передохнуть перед исполнением своих скорбных дел…»
Василий Карлович вдруг вспомнил, что у его тестя есть подходящее кресло для Мошиаха. Честное слово, оно бы сгодилось: спинка его была из коричневого бархата, ножки с деревянной резьбой и покрытые лаком могли бы держать на себе хоть Ивана Грозного, если бы тот согласился слегка присесть. Но тесть был не в теме, скорее всего, он пожег эту роскошь в своей печи-голландке, в которую зимою засовывал все, что могло гореть. А если не пожег, ежели не успел? И Неволин заволновался. Он решил сегодня же вечером забрать деревянное кресло у старика и, если надо, применить силу, не останавливаясь ни перед чем. И коли Мошиах вдруг явится, выйдет из озера или опустится прямо с тучи, то, конечно же, отдохнет на том, что предоставил ему дознаватель, а уж потом будет спасать и судить, разделять и властвовать. Но кого судить и кого спасать, этого Василий Карлович в точности не знал. В Орлеане почти не было евреев, а те, которые остались, были настолько серьезно помешаны с немцами и кулундинцами, что отличить их от обыкновенных монголов не представлялось возможным. А если так, то надо ли ждать Его, нужно ли у тестя
Дверь в кабинет Неволина отворилась без стука, и дознаватель суетливо вырубил свой компьютер, ибо не хотел, чтоб в его внутренний мистический мир лезли досужими атеистическими пальцами.
— Нам крышка, — бесцветно сообщил мокрый до нитки милиционер, бегло взглянув на умерший экран. — Он коньки откинул… Россия для русских…
— Какая Россия? — не понял дознаватель. — Ах, эта… — вспомнил он. — Да, да… — Он помял свой колючий подбородок, примериваясь к ситуации.
За спиной вошедшего стоял напарник, на устах которого блуждала нехорошая улыбка случайного свидетеля.
— Ты сказал о России… К чему это? — потребовал уточнения Неволин.
— Он не дышит! — почти вскричал милиционер. — Сколько тебе раз объяснять?!
Под башмаками вошедшего образовалась небольшая лужа дождевой воды.
— А ты постился перед заданием? — спросил дознаватель требовательно. — Небось, трескал все подряд. Пельмени, минтай и все такое… Не сосредотачивался, не говел…
Он подошел к милиционеру поближе, внимательно вгляделся в мокрое лицо. Оно показалось ему глумливым.
Размахнулся и дал кулаком в глаз.
Тут зазвонил казенный телефон. Василий Карлович поднял трубку.
— Неволин у аппарата. Да… Понял. Сейчас будем.
Он положил трубку на рычаг.
— Найден труп на улице Навалочная, — сообщил он. — Нужно выезжать на дознание.
— Несчастный случай? — предположил с надеждой милиционер.
— Похоже на убийство, — не разделил его оптимизма Неволин. — Это местный предприниматель. Оригинальный во всех смыслах человек. Представитель среднего класса. Наша опора. И на тебе. Нет ни среднего класса, ни человека.
— Нам хотя бы кипяточку попить. А то промокли до нитки, даже ноги не идут…
— Кипяточка тебе в аду нальют, — жестко отрезал дознаватель. — Пока ты будешь здесь кипяточек пить, вещдоки все испарятся. Знаешь, что такое вещдоки?
Милиционер отрицательно мотнул головой.
— Хотя какие тут вещдоки… — И Василий Карлович задумчиво поглядел в окно. — При такой-то погоде?..
Ливень прошел, но улицы были полны водой.
Недалеко от бензоколонки уже стояла подновленная в местном автосервисе машина «скорой помощи», к капоту которой был приварен товарный знак «Ламборгини». Рядом с нею чернел величественный «Святогор», и дверца его была приоткрыта. Недалеко от машины лежал сам водитель, асфальт под ним напоминал копирку, на которой виднелись белые пролежни от испарявшейся на глазах воды.
Неволин вылез из «уазика», втянул в себя влажный воздух, наклонился над трупом, не касаясь его руками.
— Я и говорю, — повторил он. — Какие тут могут быть вещественные доказательства?..
— Смерть наступила недавно, — сказала ему женщина-врач из «скорой помощи». — Предположительно, часа два-три назад.
Она вытерла губы платком, потому что до этого ела чипсы со вкусом белых грибов, и ей не хотелось, чтоб белые грибы висели на ее губах.
— Полтора часа назад убили, — поправил ее милиционер, который ранее на этом месте говорил о пельменях.
— А почему полтора? — переспросила она с вызовом.
— Поверьте моему опыту. Уж я-то знаю.
— Да не слоняйтесь вы здесь! — вспылил дознаватель, теряя терпение. — Вы мне все следы запутаете!
— Следов на воде никогда не бывает, — поправил его милиционер.
— Тут-то я тебя и поймал! — Одна половинка лица Василия Карловича задергалась, а другая, по ту сторону шрама, оставалась спокойной. — А зимою тоже не бывает, когда вода замерзнет?! Что ты на это скажешь?..
— Ладно, ладно… Вы мыслите парадоксами, а мы — люди маленькие, — пошел на попятную его товарищ.