Орленев
Шрифт:
лях смещено, все развивается в диалектике переходов и контрас¬
тов: он актер открытого чувства и не видит добродетели в том,
чтобы прятать это чувство от глаз зрителей по моде начала века,
хотя его стихийность нельзя считать неуправляемой. Он одновре¬
менно и импровизатор и аналитик, и бунтарь и человек по¬
рядка. .. В этой старой статье много справедливого и не так много
нового.
А вот что в «Силуэтах», действительно, сказано впервые:
ленев создал школу актеров-неврастеников, это все знают, но сам
он, как то ни парадоксально, к этой школе не принадлежал
(«оставался вне этого направления»). Между его игрой и игрой
его последователей было мало общего. Он шел за историей, и
в его искусстве отразилась одна из сторон драмы этой сумереч¬
ной эпохи; они шли за ним в замкнутом пространстве театра, во¬
все не обращаясь к натуре. Он заступался за своих героев, будь
то виноватый Раскольников или безвинный Рожнов; они их пока¬
зывали как можно эффектней, и только. Он «сжигал себя без
остатка», они гримасничали. Он поднял Виктора Крылова до вы¬
сот трагедии Достоевского, они Достоевского низвели до Кры¬
лова... Спустя несколько лет Ю. Соболев напишет то же самое:
«Эта генерация актеров, отравивших репертуар ядом разного
рода «орленков», легко схватила и переняла у Орленева то, что
было на поверхности его дарования...». Его же глубину эти ак¬
теры «не почувствовали и не поняли» п. Он не был счастлив в по¬
следователях и учениках.
Год издания книжечки Соболева — 1926-й, тот самый год,
когда в Большом театре в Москве праздновался юбилей Орле-
нева. Почему же так сдвинулись сроки? Ведь по дошедшим до
нас письмам и публикациям создается вполне отчетливое впе¬
чатление, что этот юбилей должен был состояться вскоре после
встречи Павла Николаевича с Луначарским в Кисловодске.
А в статье в «Силуэтах» в 1922 году прямо указывалось: «К со¬
рокалетию сценической деятельности». Чья же это ошибка? Чи¬
татель помнит, что театр стал профессией Орленева в вологод¬
ском сезоне 1886/87 года. Не мог же он считать началом своей
актерской работы выступления в дортуаре второй московской
гимназии (1882 год). И, когда все даты были установлены, юби¬
лей пришлось отложить на целых четыре года. Может быть, объ¬
яснения этой путанице надо искать в том, что Орленева в на¬
чале двадцатых годов мучила потребность подвести итог всему
пережитому и найти путь от прошлого в сегодняшний день (есть
ли для него такой путь?). Он торопился, ничего ие откладывая на
будущее.
Во время поездки
от Талышкова. Они не виделись несколько лет, «таких исключи¬
тельных и необыкновенных», и роли у них переменились. Когда-
то Орленев приглашал его в Одинцово для работы над «Лорен-
заччио». Теперь Тальников жил в Москве, он не оставил меди¬
цину, одновременно сотрудничал в энциклопедическом словаре
Граната и звал Павла Николаевича к себе. «Милый, родной, сде¬
лай так, чтобы приехать в Москву сейчас же, побыстрее». Дела
для него найдется много. «Твой Достоевский сейчас, в эту пору,
как ра5 потряс бы сердца — он необходим, теперь новое поколе¬
ние, которое должно тебя увидеть» 12. Отзывчивый Орленев, не
задумываясь, тотчас же поехал с семьей в Москву, поначалу
остановился у Тальникова и две недели спустя получил квартиру
в актерском общежитии на территории, примыкавшей к саду
«Эрмитаж». В Одинцове он жил хоть и оседло, но на правах квар¬
тиранта, и письма шли к нему по такому адресу: Плотникову для
Орленева. Теперь, на пятьдесят четвертом году жизни, у него
наконец был свой адрес, без предлога для — Москва, Каретный
ряд (дом, где и поныне живет его младшая дочь Надежда Пав¬
ловна). Только обстраивать квартиру ему было недосуг, он опять
уехал на гастроли. Быт Орленева в эти годы — от новоселья
в актерском доме до юбилея в Большом театре — хорошо отра¬
зился в его письмах к жене.
Письма эти чаще всего невеселые. Нэп с его рыночными от¬
ношениями коснулся и сферы искусства. Возродилось антрепре¬
нерство с его духом барышничества, обострилась конкуренция:
«Театры берутся с боя. Расплодилось столько студий, коллекти¬
вов, «Павлиньих хвостов», опер и опереток, что найти заработок
даже Орленеву очень затруднительно»,— пишет он жене. Все го¬
няются за новинками и ищут в театре приятности и услады,
у него репертуар старый, и никакого бальзама в его игре пет,
как нет и твердости в его положении. Иногда сборы бывают боль¬
шие, но чаще средние, а то и такие, что не окупают расходов.
«Судьба бьет и преследует, бывают же такие полосы в жизни...
Я отказываю себе совершенно во всем, но это временное испы¬
тание, и ты будь тверда и покажи себя настоящей женщиной и
матерью, которая от неудач не падает духом». Если дела в бли¬
жайшие дни не поправятся, придется Шурочке продать часы,
браслет и плюшевую шубу, которую он купил ей в прошлом