Орленок
Шрифт:
— Дядя Коля, а почему вы это рассказали?
— Почему, почему! Ты же не Алешка-почемучка? — Голубев
встал.— Ты вот что, брат, тебе спешить некуда, ты можешь
и не торопиться. А я пошел. Мне еще к одному знакомому
надо. Встретимся дома. Идет? — Голубев вскинул на
плечо вязанку дров и быстро пошел из лесу.
Геннадий смотрел ему вслед. Зачем понадобилось дяде
Коле рассказывать про трамблер? Будто Геннадию только и
дела,
Геннадий даже по лбу себя стукнул: ой, балда! Вот
же балда! Ясно ведь, зачем рассказал!
Весело насвистывая, вышел на дорогу. Радость погасла,
когда увидел колонну военнопленных. <<Вот за них мстить, за
всех!>> Неожиданно услышал знакомый голос:
—Голенев!
Всмотрелся.
—Анатолий?! Как ты попал сюда?
Анатолий рванулся к другу, но гитлеровец дулом автомата
вернул его на место.
Секунду Геннадий постоял, схватил хмыз и, держась поодаль
от пленных, заторопился домой. Задача была трудной — как выручить товарища?
«Я ПРОЙДУ НЕВИДИМКОЙ»
— Мишка, вот дураки мы с тобой. Ну, кто ищет партизан
в лесу таком, как наш? Это же кустарник,— Голенев сел на
пенек спиленного дерева.
Миша пытался что-то возразить, но Голенев и слушать не
хотел.
— Нет их здесь. Точно. Здесь гитлерюги шныряют. Здесь
же и Тольку схватили. Вот еще сообразил птицами заниматься.
Кругом немцы, а он — птиц... А знаешь, как потом из их
лап Тольку вырывали? Было дело! Нина Васильевна, учительница,
с Таней Соколовой к начальнику лагеря ходили,
целый час убеждали, что Толька никакой не партизан, а просто
птицелов. Думаешь, поверили? Как же! Домой к Тольке
ездили, коллекцию птиц смотрели. Ну, выпустили... Толька
теперь, знаешь, какой на них злой?!
— А кто на них не злой,— отозвался сердито Миша.
— Ну где же все-таки скрываются партизаны?—Геннадий
огляделся по сторонам, будто партизаны сию минуту должны
были показаться. Тишина. Никого.
Внезапно тишину перерезали автоматные очереди.
— Прячься, Генка.
Ребята, переглядываясь, долго лежали за кустами.
— Никого как будто...— опомнился первым Геннадий.—
Давай потихоньку проберемся и посмотрим. Может, партизаны.
Шли тихо, высоко поднимая ноги.
— Может, совсем и не партизаны,— усомнился в своем
предположении Геннадий.
— Ну вот
через лес страшно идти.
Осторожно переступая, подошли ко рву. Геннадий сделал
последний шаг и... в ужасе схватил друга за руку. Михаил и
сам уже увидел такое, что запоминается на всю жизнь.
Не сговариваясь, пустились прочь от страшного места.
Дробно отсчитывая ступеньки, Геня вбежал в комнату.
Резко открыл дверь, столкнулся с матерью.
— Что с тобой? На тебе лица нет,— вскрикнула Ольга
Ивановна.
— Мама,— Геннадий обхватил мать руками.— Мама, там
людей расстреляли! И дети...— Геннадий разрыдался.
Сжав сына, Ольга Ивановна молчала.
Неожиданно со двора донесся детский крик. Геннадий
вздрогнул, вытер слезы. Бросился к окну. Во дворе страшно
кричал соседский мальчик: на нем горели брюки. Геннадий
схватил ведро воды и вылетел во двор. За ним Ольга Ивановна.
Матери маленького Лени не было дома. Ольга Ивановна
отнесла мальчика к себе.
Беды наделала Ленина страсть к коллекционированию. До
сих пор попадались только гайки, гвозди, коробки, железки.
Это были вещи в Ленином хозяйстве важные* но обычные.
Кто не видел гвоздя или, скажем, гайки? А тут попалась абсолютно
необычная вещица. Что это, Ленька не знал, но бережно
положил в карман. <<Необычной вещицей>> оказался
фосфорный запал. В кармане он воспламенился.
Ожог был сильным. Ясно, что без врача тут не обойтись.
И Ольга Ивановна послала Геннадия за врачом, которая жила
неподалеку. Правда, смущало одно обстоятельство — врач служила у немцев, но выхода не было.
Врач осмотрела ожог, села к столу выписать рецепт. Механически
открыла книгу <<Отверженные>> и вдруг гневно подняла
брови: в книгу был заложен портрет Владимира Ильича
Ленина.
—Как? Вы держите этот портрет? —она взяла двумя
пальцами листок.
Ольга Ивановна в упор посмотрела на врача и спокойно
спросила:
—А чей же? Чей же портрет здесь должен быть?
—Фюрера,—нараспев, с особой торжественностью ответила
врач.
Геннадий, до этого молча наблюдавший сцену, теперь не
выдержал:
— Мама тоже хочет Гитлера повесить. Ой, что я, фюрера...
на стенку, — и, следя за выражением лица врача, добавил:—
Но, понимаете, денег не хватает.
Сказал и увидел в дверях Николая Ивановича.
Вечером Николай Иванович подошел к Ольге Ивановне.
— Я прошу вас, — сказал он, — предупредить Геннадия,
пусть ведет себя умнее и осторожнее.