Орленок
Шрифт:
Кому могло придти в голову, что ее интересует не сверстник, а массивная
дубовая дверь страшного учреждения.
Она могла широко открыться, пропустить в здание какую-нибудь жертву и захлопнуться для нее навеки. Из этого здания свободно выходили только предатели.
Ребята не видели, что делалось там, внутри, не слышали,
как майор гестапо Шульц внимательно выслушивал сообщения
Егора Шкуркова. <<Он, пожалуй, более полезен, чем иные мои офицеры>>.
А
—Не все коммунисты прошли регистрацию.
Иван Кузьмич Коновалов с Подгорной, Антонина Петровна Мазале-
ва с Торговой не выполняют ваши приказы.
—Карош, Егор,—ободрял Шульц и давал наставления на своем языке.
Переводчица повторяла: —Нужно строже следить за населением, обо всех
подозрительных докладывать герру Шульцу.
—Постараюсь, господин Шульц, постараюсь.
—Скажите ему,—обратился Шульц
к переводчице,—в России он был преступником, а у нас станет первым человеком, если будет исправно
служить армии фюрера.— И, протягивая пачку немецких
денег, обратился к Егору на русском языке:
— Я буду карош платить, Шкуркоф...
Тяжелая дверь широко распахнулась, выпустила на улицу
предателя. Воровато озираясь по сторонам, он поторопился
отойти от здания. Валя и Вадим заметили его. Определенно
продался! Пошли за ним!
Голенев не затронул товарищей — он знал, почему они
здесь.
...Ольга Ивановна при виде сына удивилась:
— Как? Ты не на работе?
Геннадий рассказал матери о случившемся.
— Они же найдут тебя!— голос Ольги Ивановны задрожал.—
Не бойся, мама, я не свою фамилию назвал, когда
оформлялся. И адрес дал неправильный.
Мать облегченно вздохнула.
— Генька, Генька, когда ты меня мучить перестанешь?
Горячая ты голова...
В небе послышался гул самолета. Гул все ближе, ближе.
Геннадий кинулся к дверям.
— Куда?— крикнула Ольга Ивановна.
— Это же наши, мама! Понимаешь, наши!
Соседи стояли под ореховым деревом и следили за самолетами.
Самолеты спокойно кружились в воздухе. Казалось,
летчики шлют привет тем, кто был отрезан от родного мира.
Но вот самолеты развернулись, сбросили первые бомбы.
— Казармы бомбят,— уверенно определил Геннадий.
— Немедленно иди в бомбоубежище,— приказала Ольга
Ивановна.— Умереть и от своей бомбы страшно.
Геннадий нехотя повиновался.
«ЧТОБЫ НА САМОМ ВИДНОМ МЕСТЕ!»
Настойчивая мысль не давала покоя: как сдержать слово,
данное Андрейке?
а дядя Коля не скажет. Не любит он, когда к нему пристают
с вопросами.
Геня сидел у окна. Ветви деревьев качались от ветра, за поздалые
пожелтевшие листья лениво кружились в воздухе.
Послышались шаги. В комнату вошел Миша.
— Знаешь что? Идем со мной на вокзал выбирать из шлака
уголь.
— Зачем?
— Зачем, зачем... Дрова тебе не надоело таскать? Дедушке
Егору обед понесем, чтобы пустили.
Геннадий согласился.
По пути задержались у своей школы, на одной из стен ее
кто-то написал углем <<Капут Гитлеру>>.
Геннадий схватил Михаила за руку.
— Вот бы и нам такое, а? На самом видном месте! Или,
знаешь, что? Или лучше лозунг... на красной материи — и повесим
на нашем доме!
— Здорово! Но на нашем доме не надо — сразу найдут,
кто сделал.
— Ладно. Решим на обратном пути,— согласился Геня.
Дедушку Егора они нашли не сразу. Когда на них кричали
патрули, мальчики показывали дедушкин обед — борщ,
мамалыгу, картошку в мундире — и сбивчиво объясняли, что
тут работает дедушка — гроссфатер. Возле багажного отделения
они вышли на перрон, побежали к будке.
Дед Егор раньше работал стрелочником. Приказу оккупантов
явиться на работу он не подчинился. Тогда за ним
пришли свои железнодорожники и уговорили.
Дед был очень рад приходу внука и его товарища. И солдат-
часовой тоже почему-то улыбнулся. Может, ребята напомнили
ему дом, семью. Он похлопал по плечу Геню и вышел.
— Определенно, рабочий. Впервые вижу доброго немца,—
сказал Миша.
— Может, даже коммунист,— предположил Геннадий.
Дедушка спросил Мишу, как здоровье мамы, почему не
приходил долго.
— Мама прихворнула, и я не мог никуда отлучиться. Не
сердись, дедушка. А когда мама была здорова, в лес ходили,
за дровами. Мы их продаем, чтобы хлеба купить.
— И не жалко вам леса-то? Лучше почаще приходи сюда,
Уголька всегда добудем.
— Дедушка, а тебе тяжело? Работы много?— заботливо
спросил Миша.
— Э-э-эх, что работа! От работы не тяжело. Тяжко, когда
хлебушек наш увозят. Добро наше. А ты стоишь, да еще и
Зсленую улицу им даешь... Да что говорить!—дед махнул ру-
кой.—Пойдем лучше покажу, где уголь-то...
По дороге домой ребята то и дело посматривали по сторонам:
искали подходящее здание для осуществления своих