Орленок
Шрифт:
выпускают брак. Возле Пелагиады поезд сошел с рельсов
и, говорят, что это не единственный случай. По городу расклеены
приказы о мобилизации юношей и девушек в Германию,
а рядом — листовки, призывающие бороться с оккупантами.
Вадим спросил у Анатолия, как он живет. Отвечая на вопрос,
Анатолий поймал на себе внимательный взгляд Шевцова.
<<А Толька-то взрослее стал>>,—’подумал Вадим.
—
посоветовала учительница, провожая ребят.
— Вадим, ты можешь задержаться?— обратилась Нина
Васильевна к Шевцову.
Когда они остались вдвоем, Нина Васильевна усадила
Вадима за стол, сама села напротив.
— Вадим, я верю в твердость твоего характера, поэтому
буду с тобой откровенна. Но прежде ответь: ты что, сложил
с себя полномочия комсомольского секретаря?
— Нет, Нина Васильевна! Вот я и пришел, чтобы посоветоваться
с вами, что делать?
— Тогда вот что. Свяжись со своими комсомольцами, с
надежными ребятами. Возьмите под наблюдение здание гестапо.
Присмотритесь, кто часто ходит туда из русских. Проследите
потом, где он живет, узнайте у соседских ребят его
имя и фамилию и сообщите мне. Разумеется, Вадим, что о
моем разговоре с тобой никто не должен знать. Никто. Понял?
Это одно. Другое. Молодежь забирают в Германию. Вы
можете этому помешать. Как это сделать? Возле фашистских
воззваний пусть ребята наклеивают наши листовки. Поручи
это расторопным парням и девчатам. Кстати, привлеки и
Геннадия Голенева. По-моему, его боевой характер подходит
к любому заданию. Только держи его в руках, чтобы он головы
не терял. Смелость ведь тоже должна быть умной. Он
недавно на улице наскочил на меня,— учительница улыбнулась.—
Взъерошенный, как воробей. Что с тобой, спрашиваю.
Говорит, немцев навел на ложный след— они одного товарища
искали. Ну, немцы почувствовали, что мальчишка крутит,
и за ним... Да ты знаешь его, на всю школу был самым
отчаянным! Словом, ты, Вадим, смотри. И зря никуда не
лезьте. Понял? Дня через два придешь ко мне.
— А листовки мы сами напишем, Нина Васильевна?
— Я сказала, придешь ко мне!
КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
Ольга Ивановна уже в который раз заглядывала в опустевший
чемодан. Что продать, чтобы купить хлеба и картошки?
А сегодня Ольга Ивановна сказала:
— Я больше не могу...— Слезы
И, чтобы не показать их, нагнулась, будто в поисках
шпильки, а сама украдкой вытерла глаза.
— Больше ты, мама, не пойдешь менять вещи. Я буду
работать.
Геннадий видел, как вздрогнула мать.
— На немцев? Нет, нет, сынок...
— Да, мама,— твердо сказал Геннадий.— Нас же трое,—
он показал на маленькую соседскую девочку Галю. Она подняла
бледное личико на Геннадия, указательным пальцем
старательно ковыряла дырочку в сатиновом платьице.
...Отец Гали погиб в самом начале войны. Мать осталась
одна с тремя детьми. Получала на детей пенсию, сама работала.
Жили не богато, но и безбедно.
С приходом гитлеровцев поняла: не прокормить ей, нет,
не прокормить троих детей... Хоть и устроилась на хлебозавод,
грузчицей в цех. Из-за лишнего куска хлеба работала
часто по две смены.
Голеневы старались, как могли, помочь этой семье. Особенно
жалели маленькую Галочку, синеглазую, с крошечными
косичками — на чем только и ленточки-тряпочки держались!
И девочка привязалась к ним, а за Геннадием так
и ходила по пятам. Мать уходила на работу, Галочка тут
же являлась к Голеневым.
— Что сегодня будем?—деловито всякий раз спрашивала
она Геннадия. И Геннадий предлагал ей много всяких, одно
важнее другого, <<дел>>, но почти всегда первым Галиным же26
ланием было жарить кукурузу — и интересно, и поесть
можно!
Геня брал Галочку на руки, доставал из кармана желтые
зерна и бросал их на плиту. Когда кукурузинки начинали
подпрыгивать и распускаться, словно маленькие белые цветы,
девочка хлопала в ладоши и заливалась счастливым смехом.
Радость девчурки откликалась болью в сердце Гени. Чтобы
хоть как-то скрасить безрадостные дни своей синеглазой подружки,
Геня мастерил ей деревянную лодочку, рисовал куклу
с огромным бантом, домик с трубой и дымом, деревья,
дорогу и солнце с длинными лучами...
Осторожный стук в дверь. Вошел Миша, поздоровался и
взглядом показал Гене на дверь. Тот понял его, вышел.
На улице поджидал Вадим.
— Геня, мы решили пригласить тебя на наше...— Вадим
замолчал, пока мимо проходил гестаповец,— на... наше собрание.
Сможешь?
— Еще спрашиваешь? — Геннадий сиял. — Что, важные
дела предстоят, да?
— На собрании решим, что и как. Ну, так идем?
Недалеко от дома, где жил Вадим, на камне сидел маль-