Орли, сын Орлика
Шрифт:
– Ничего, ничего, – поспешил утешить его персиянин. – Глаза боятся, руки делают. Ваш разум отказывается принимать мой план, но гарантирую: ваши ноги и не заметят, как преодолеют расстояние отсюда аж до самого моря.
И поскольку де Бруси все еще колебался, Дариуш махнул рукой влево и бодро воскликнул:
– Вперед и немедля! Половина ночи уже прошла, а к рассвету нам крайне желательно найти хоть какое-то убежище, чтобы уберечься от дневной жары.
Остаток ночи они почти не разговаривали. Де Бруси держался позади персиянина: если тот выдумал весь этот сумасшедший план,
Лишь время от времени француз настигал своего проводника. Тогда персиянин передавал спутнику бурдюк, чтобы тот сделал жадный глоток… но один-единственный: воду следовало экономить.
Когда солнце вынырнуло из-за небосклона, они едва лишь начали одолевать склон очередного холма. Никакого подходящего убежища в пределах видимости не наблюдалось, поэтому путешествие пришлось продолжить. Дневное светило припекало все сильнее, де Бруси все чаще просил воды, но Дариуш протягивал ему бурдюк все менее охотно.
– Вы, судя по всему, решили жаждой меня заморить? – не выдержал в конце концов француз.
– С чего бы это? – бросил через плечо персиянин.
– Поскольку в моем лице умрет единственный свидетель вашей ни с чем несравнимой трусости.
Дариуш саркастически скривил губы, тем не менее ответил вполне серьезно:
– Оставьте, месье! Ваши попытки вывести меня из равновесия не будут иметь никаких последствий. Что же до воды… Интересно, какую песенку вы запоете завтра ночью!
И ускорил шаги настолько, что француз был вынужден бежать за ним трусцой. Бедолага быстро устал, тогда как на проводника ужасная жара, казалось, не влияла абсолютно. Когда же в голове де Бруси уже начало дурманиться, Дариуш вдруг указал на вход в небольшую пещерку. Хотя нет – это даже не пещерка была, а так – щель в крутом склоне горы, над которой нависал узенький каменный карниз.
О чем-либо другом не приходилось и мечтать! Собрав последние силы, несчастный француз рванул вперед, с разбега упал на голые камни и почти сразу заснул… а может, потерял сознание?! Неизвестно.
Проснулся он от толчков в плечо.
– Эй, месье! Перекусить не желаете?
Перед самым носом француз увидел половину одного из найденных ночью хлебцев и вожделенный бурдюк.
– Можете сделать целых три глотка – разрешаю. Угощайтесь, потом посторожите, ведь мне тоже поспать надо.
– Кругом пустыня, – сказал де Бруси, жадно вгрызаясь во вкуснейший (по крайней мере, так ему показалось) хлебец, – зачем на страже стоять?
– Скорей сидеть на страже – я бы высказался именно так. – Дариуш широко зевнул.
– И все же?
– Пусть безжизненность этой земли не вводит вас в заблуждение. Головорезы могли вернуться на место ночной стычки, увидеть оставленные нами следы и по этим признакам сделать вывод, куда мы пошли. Или кто-то из плененных караванщиков проболтался о двух подозрительных купцах – французе и персиянине, которые исчезли неизвестно куда. Думаете, это невозможно?
Де Бруси не нашел что ответить. Дариуш подождал немного, потом удовлетворенно хмыкнул и умостился под стеной пещерки. Вопреки сокровенным надеждам спутника, бурдюк с драгоценной водой он предусмотрительно прижал к груди, обняв обеими руками. Француз
– Интересно, как вы станете расценивать мою предусмотрительность касательно воды ночью, – насмешливо сказал Дариуш, угадав мысли спутника. – Лучше не засните, месье, и сторожите. Иначе наши головы вскоре будут смотреть одна на другую с кольев, воткнутых в эту раскаленную землю. Что вы хотите: здесь живут дикари, не то что в вашей родной Франции…
Сказал так – и заснул. До заката солнца они сменялись на страже еще дважды. Съели второй хлебец, выпили еще по три глотка воды.
Второй ночной переход оказался более тяжелым: отдых на голых камнях в крохотной пещерке вряд ли можно было назвать комфортным.
– Э-э-эх, оказаться бы снова в Париже! – мечтательно сказал де Бруси, когда они присели отдохнуть и съели третий – последний – плоский хлебец.
– А как насчет Смирны? – коварно спросил Дариуш. – Не в турецком – во франкском квартале [21] есть вполне приличное жилье. Сидели бы в комнате моего любимого отеля на рю де Франс. Заказали бы шишу [22] , напитков…
21
В отличие от турецкой, франкская часть Смирны (нынешний Измир) отличалась обустроенностью и чистотой.
22
Шиша (араб.) – кальян.
– Ну что ж… Особенно сейчас, при нынешних обстоятельствах, отель на рю де Франс мне кажется едва ли не султанским дворцом, – кивнул француз.
– Даже так? Хм…
Персиянин задумчиво потер бороду.
– Можно подумать, вы бывали во дворце самого султана!..
Де Бруси посмотрел на спутника как-то пренебрежительно.
– Бывал, месье, бывал, можете не сомневаться. – Дариуш говорил тихо, но уверенно. – И в ханском бывал, и в султанском. И даже жил некоторое время.
– Вот как?
– А что здесь удивительного?
– Да вы у нас, месье Дариуш, непростая птичка, оказывается.
– Конечно! Иначе моя жизнь едва ли представляла бы особый интерес для французской короны, а тогда вам едва ли поручили бы сопровождать меня во время нашего маленького путешествия из Смирны в Стамбул.
– В Мантань, месье непослушный, в Мантань!
– Из Смирны в Стамбул через Мантань. Так вас больше устраивает?
– Нет, меньше. Причем значительно меньше!
Вопреки тусклости лунного сияния, де Бруси заметил, как на лицо спутника словно грозовая туча наползла.
– Вы вновь за свое?
– Разумеется!
– Предупреждаю, месье, если посмеете говорить что-то плохое о моей Лейле…
– А кто же еще заманил нас в эту ловушку?!
– В ловушку?!
– Да, месье Дариуш, именно так!!!
– Вы хорошо подумали, прежде чем говорить…
– Ясное дело! Коварно подбросить своему любовнику замечательную идею: отказаться от прямого путешествия в Стамбул, вместо этого идти на Мантань – а здесь караван попадает в заранее подготовленную засаду!