Орлиная гора
Шрифт:
– Дальше.
– Я слышал, что приказал король Лессу. Слышал, как он сказал: «Я доверяю тебе». – Обида сделала голос Фалька сиплым. Не ему довелось услышать это от Эдвина.
Вырисовывало перо черную вязь.
– Там горела деревня, и ветер шел к лесу. Такие клубы дыма… Я бы задохнулся. Решил объехать. Ну не лезть же мне туда, ну сами посудите! Не понимаю, как сбился с пути, – Фальк поежился: вспомнил…
…Тропа вывела к опушке, и княжич перестал кашлять от дыма. Бурелом не давал проехать, и порученец пошел краем леса, ведя коня за собой. Ветки цепляли за мундир, грозили выколоть глаза, и Фальк все время пригибался, прикрывал лицо. Он почти не смотрел по сторонам, а звуки терялись в
Сначала вернулась боль, потом пришло ощущение чего-то твердого под спиной. Саднило затылок. Фальк понял, что сидит, прислонившись к дереву, и открыл глаза. Черный глаз пистолетного дула смотрел на княжича в упор. Как ледяной водой окатили. Все вокруг сделалось бесцветным, плоским, как на бездарной картинке. Только дуло оставалось весомо-материальным в этом бумажном мире. Фальк дернулся, взрывая каблуками опрелые листья, вжался в ствол. Кто-то громко рассмеялся, и только тогда королевский порученец отвел глаза от черного провала и увидел зеленый мундир с белыми аксельбантами. Князь – а Фальк узнал Дина сразу – кивнул солдату. Тот ухватил княжича под мышки, споро обыскал. Порученец даже испытал облегчение, когда выхватили пистолет, вытащили шпагу из ножен: оружие проще снять с мертвеца, значит, сразу не убьют… Ой, дурак! Конечно, не убьют быстро. Фальк обмяк, и солдат, придерживающий его, презрительно выругался…
– Я сопротивлялся, но их было больше. Что я мог с пистолетом против целого отряда? Но отстреливался до последнего. – Фальк заглянул искательно в лицо капитану: верит ли? Тот дописал строку, неторопливо окунул перо в чернильницу. Княжич поспешил продолжить: – Связали. Хотели меня пытать… Никто бы даже не узнал, что со мной случилось! Они говорят: отведем к деревне, привяжем там, и пусть поджаривается, – он сглотнул кислую слюну, отдающую привкусом рвоты. Как тогда.
…наверняка еще не прогорело – дым был виден отсюда. Фальк рухнул на колени, но вместо мольбы вышло какое-то мычание. Во рту скопилась противная слюна, но пленник не решался ее выплюнуть, еще сочтут за дерзость. Все глотал ее, давился, и потому никак не мог сказать. «Разденем поросеночка да посадим задницей на угли», – предложил мятежник, и Фальк замычал громче, тошнота стала сильнее, горше слюна – и порученца вырвало прямо под ноги князю. Отплевавшись, Фальк обрел наконец голос: «Не надо!!! Князь Дин, не надо!» Он пополз, но отец Эмитрия брезгливо отступил…
– Я бы молчал. Я бы правда – молчал! Ну что вы так смотрите?! Вот ответьте мне, почему одни могут жить, а другие помирать должны? Почему?! Ну почему я должен был там умереть? За что мне-то – пытки? Я, что ли, решаю, кого куда послать? Я приказы отдавал? Почему, ну почему я там должен был умереть? Я тоже хочу жить! Вы вот тоже хотите, а я чем хуже?
…руки вязать не стали. Кто-то сказал пренебрежительно: «Сам побежит!» Фальк замотал головой: нет, не побежит. Ноги ослабели, встать не может. Создатель, ну за что ему это? С Торном ничего не случилось, даже эту высокомерную сволочь Лесса судьба бережет! Да что бережет – подарками осыпает, милостью королевской. Как несправедливо: Леднея отправили с простым поручением, и даже не оценят. А Кроха будут превозносить до небес: рисковый парень, не побоялся. А на самом деле, чего ему боятся, коли папаша в главарях ходит? И не его собираются огнем жечь. Несправедливо это, Создатель! Ненависть к Маркию даже приглушила на мгновение страх…
– Ну почему? Да еще из-за Лесса. Он повез приказ, а под пытки я должен был идти? С какой стати?
– Ты подумал, что знает только князь Лесс, и на него первого падет подозрение? Тем более князь Крох – его отец. Чем не причина?
– Нет. Ну, я не думал… – забормотал Фальк: похолодевший голос
– Смотри на меня.
Голова дернулась, словно к затылку прикрепили веревку и рванули вверх. Отвращение и брезгливость на лице барона не оставляли ни одного шанса.
– Да! Да! Пусть бы все поняли! Ненавижу его!!! Золотую ленту носил, а за что? Гнилой род. Отец – мятежник. А ему от короля столько милости. Почему я должен был из-за него умирать? Почему?!
Фальк всхлипнул. Капитан отложил перо, откинулся на спинку кресла. Ждал. Порученец отер мокрое лицо рукавом, угрюмо уставился в угол.
– Закончил с истерикой? Хорошо. С кем и когда ты должен был встретиться следующий раз?
– Ни с кем! Вы что!!! – ужас придал новые силы.
– Не ори. Тебя бы так просто не отпустили.
– Я говорю правду. Вы поймите, ну, испугался раз, и все. А так я честно служу королю! Я только разок испугался, я не хотел умирать! Если бы я умер, кому от этого польза?! А так я отслужу.
– Я повторяю вопрос: с кем и когда ты должен встретиться?
– Ни с кем!
– Хорошо. Конвой! К палачу.
– Стойте! Да, мне велели прийти еще раз. Но я бы не пошел! Милостью Матери-заступницы клянусь!
– Подробнее.
Слова покатились, как горошины из скользкого кувшина.
Капитан размял уставшие пальцы. Достал платочек, неторопливо оттер чернила. Фальк тупо следил, как белый батист был свернут в аккуратный квадратик и исчез в кармане. Допрос окончен.
– Меня казнят? – крохотная, безумная надежда не оставляла Фалька. Он же рассказал все.
– Это будет решать король.
– Подождите! Я хочу написать ему! Прошу вас, не уходите! Я не хотел, видит Росс-покровитель, я не хотел! Я отслужу!
И снова грохот барабанов. Все тот же дворик, только выводят уже Фалькия, а князь Лесс стоит среди королевских порученцев, рядом с Темкой, чуть качнись – почувствуешь его плечо. Конвоир – лейтенант с ритуально обнаженной шпагой – подталкивает пленника в спину, тот все время оборачивается и жалобно кривит губы. Марк шел достойно, после пыток и бессонной ночи – а все равно высоко подняв голову и выпрямившись. Темка все время сравнивал и никак не мог отделаться от этого. В то утро он пытался ненавидеть Марка, а сейчас была лишь брезгливость к медленно передвигающему ноги мучнисто-бледному Фальку. Оказывается, можно ненавидеть только того, кто готов умереть с честью.
Барабаны зазвучали глуше. Темка оглянулся на Эдвина – только сейчас заметил неподалеку от короля старика в мундире песочного цвета, с бронзовым Львом на груди. У князя Леднея тряслась седая голова, пальцы сжимали оголовье родового меча, комкая бронзовую ленту. Он смотрел не на сына, а на Митьку – и старческие глаза светлели от ненависти. Княжич Дин стоял рядом с ладаррским летописцем, странным казался Митькин мундир без шевронов: уже не мятежник, но и не вассал короля.
Фальк приблизился к отцу, волоча ноги и глядя в землю. У старого князя дернулась щека, когда он достал меч из ножен и положил на ладони сына. Теперь через двор, через строй взглядов – к королю.
Шаги в тишине. Отблески солнца на клинке. Рокот барабанов. Княжич Ледней преклонил колени, протянул меч. Эдвин дернул узелок – и бронзовая лента упала на землю. Фалька схватили за плечи, подняли. Меч оказался в руках коннетабля и тут же исчез, переданный кому-то. Громко ударили барабаны, и почти мгновенно приглушили звук. Княжича развернули к строю, коннетабль взмахнул ножом, срезая бронзовые аксельбанты.
Все случилось очень быстро. Фальк остался стоять один, прикрывая разрез на мундире ладонью. Потом как что-то сломалось в нем, и княжич зарыдал. Это было так мучительно-противно, что Темка закрыл глаза.