Орлиное гнездо
Шрифт:
С криком Корнел сел в постели и перекрестился.
Он рывком откинул одеяло и встал. Подошел к окну и шире распахнул ставни; холодный ветер освежил его, окончательно пробудил от видений, и Корнел улыбнулся, раскрыв ворот рубашки. Он долго дышал полной грудью, потом нашарил на исполосованной белыми рубцами груди крест и поцеловал.
– Мое дело свято, - прошептал валах.
Он вернулся в постель и проспал до самого утра без сновидений.
На другой день витязь проснулся поздно. В одной рубашке
Раду тоже ел с ними. Мальчик молчал и неотрывно смотрел на отца, как будто запоминал, постигал – каким ему следует быть, когда он вырастет…
Корнел взял сына на колени, и тот прижался к нему без слов. Так они и сидели – маленькая семья единоверцев против целого мира врагов.
Потом Корнел поцеловал Раду и препоручил его Анастасии. Встав из-за стола, витязь сказал гречанке, что пойдет во дворец; и служанка понимающе кивнула и увела мальчика. Корнел поднялся к себе и нарядился в чистое венгерское платье. Доспеха он не надевал: у него не осталось приличного рыцарского вооружения. Только меч, как и свою честь, он сохранил и препоясался им.
Сев на турецкую лошадь, которой далеко было до его боевого коня, Корнел поехал во дворец. Он думал, что добьется приема у короля – или князя, или обоих; непременно добьется, пока решается это проклятое сватовство, чтобы Василику перевели в место получше. В этом-то господа не могут ему отказать – ведь барон не хочет погубить свою невесту!
Корнел прикрыл глаза и вновь ощутил густой и горячий, соленый дождь, орошающий лицо. Он облизнул губы.
У дверей витязь спешился.
– Мне нужно к королю, - сказал он страже, скрестившей перед ним алебарды.
Теперь, когда он был без конвоя, чист и одет по-венгерски, на него смотрели куда приветливее. Люди очень ленивы умом, подумал Корнел.
Его проводили к Матьяшу – но не в собственные покои его величества, а в пиршественный зал, где еще звенели тарелки и кубки. Корнел этого не ожидал. Почему-то ему стало очень больно, когда он увидел, как король смеется за трапезой с кем-то из своих соседей.
Среди сверканья золота, серебра и хрусталя Матьяш Корвин поднял голову и увидел валаха – и улыбка его на миг поблекла. Потом гладкое лицо короля опять прояснилось, и он приветливо кивнул витязю. Как будто вчерашняя отповедь Корнелу только приснилась.
– Садитесь с нами, жупан, - сказал Справедливый король. – Вина ему! – приказал он.
Корнел медленно перекинул ноги через лавку и сел. Ему казалось, что ему только что при всех отвесили пощечину: не так, как Абдулмунсиф-паша. А опозорили публично, незаслуженно и несмываемо…
– О чем вы хотите просить? – произнес Корвин.
Светло-серые глаза его смеялись над золотым кубком, как будто он заранее торжествовал над любым выпадом, который сделает валах. Корнел поискал глазами господаря – и не нашел его.
– Я хочу
– Это уже сделано, - непринужденно ответил Матьяш. – Я посчитал, что излишняя суровость может повредить здоровью невесты барона. Любезный Дьюла очень просил меня за свою избранницу.
Корнел прикрыл глаза и стиснул кулаки под скатертью. Король мастерски поставил его на место.
Витязь схватил свой кубок и сделал несколько больших глотков. Красное вино потекло по бороде.
– Король, - хрипло сказал он по-валашски, так что поняли только они двое. – Я прошу тебя о милости… о святой милости…
Корвин перестал улыбаться.
– Говори, - приказал он.
Корнел поднялся из-за стола и опустился на колени – при всем собрании. Придворные ахнули.
– Король, я прошу разрешения защитить мою сестру от посягательства барона, которого она не желает себе в мужья; прошу разрешения отстоять ее мечом и копьем, в поединке! – громко сказал витязь.
Матьяш долго смотрел на него. Корнелу вдруг показалось, что во всем зале остались только они двое. Взгляд короля скользнул по рукам витязя, правой и левой, потом снова поднялся к лицу.
– Ты и в самом деле хочешь этого?
Корнел кивнул.
– Ничего другого я не могу хотеть. Это мое право и долг, - сказал он.
Корвин вздохнул, и Корнел вдруг ощутил его – как ни дико это было - товарищем по несчастью…
– Хорошо, - сказал его апостолическое величество. – Тебе дадут новый доспех… и дадут скрестить мечи с Лорантом Дьюлой. Но пеняй сам на себя, если тебе не посчастливится.
Корнел встал и низко поклонился.
– Благодарю тебя, государь, - сказал он.
Амфитеатр был полон, как тогда, когда Корнел сражался за честь собственной жены. И, как тогда, и теперь женщина, которую он защищал, сидела в первых рядах. Но сидела она склонив голову, как преступница; щеки валашки пылали, и она сжимала кулаки, сдерживая обуревавшие ее гнев, стыд и страх. По сторонам Василики, и позади нее, расположились стражники; на ней было белое платье и такое же покрывало, полностью скрывавшее волосы, как у послушницы.
Корнела обрадовало хотя бы то, что Василику, судя по всему, теперь содержали чисто, давали мыться и хорошо кормили. Пусть и обращались с ней так только из соображений выгоды…
Он вспомнил, как увиделся с князем и излил ему свою душу. Витязь поклонился господарю в ноги, а Дракула поднял его своей могучей рукой и обнял, точно Корнела захлестнули огненные крылья, - потом отстранил от себя и сказал, посмотрев ему в глаза:
– Иди и дерись.
Казалось, этими словами он передал витязю свою силу. Корнел ощутил себя несокрушимым, как в былые времена. Выходя же от господаря, он увидел его жену, княгиню Илону, державшую на коленях сына, хотя тот был уже велик. Корнел поклонился ей.