Орлиное гнездо
Шрифт:
– У тебя болит грудь? – спросила Василика с холодным отвращением. Венгр поднял голову.
– Василика, я люблю вас, - прошептал он. – Я буду любить вас пока дышу, вопреки всем человеческим и божеским законам… Вы самое дивное создание под солнцем…
Он схватил край ее платья и прижался к нему губами.
– Желаете вы этого или нет, я – ваш и только ваш.
Василика дернулась снова и в этот раз освободилась без усилия; она отвернулась к окну. Дьюла, забыв себя, любовался ею.
Валашка долго молчала, а потом холодно произнесла, не поворачиваясь
– Дьюла, если ты и в самом деле любишь меня, а не просто жаждешь насытить свою похоть, ты выслушаешь то, что я скажу.
– Что вам будет угодно!
– сказал барон, преданно глядя на ее профиль.
Василика повернулась к нему лицом.
– Сейчас по твоей вине в подземелье заключен Корнел, витязь князя Дракулы, - сказала она. – Скоро его казнят лютой смертью, обвинив в колдовстве, которого он никогда не творил. В этом человеке моя душа, и без него я не буду жить.
Барон никогда еще не слышал, чтобы женщина произносила такие речи. Чем-то Василика напоминала ему цыганку, как все ее племя, - чаровницу, вещунью, в чьем пламени сам жаждешь сгореть. Василика улыбнулась, не отрывая взгляда от лица юноши.
– Ты слышал меня?
– Что же я могу сделать, чтобы отвратить его смерть? – вырвалось у барона. Само вырвалось.
– Если ты любишь меня, ты должен выдумать, - холодно ответила Василика.
– Я… выдумаю, - прошептал Дьюла.
Василика вдруг увидела, что кожа у юного благородного венгра нежная, как у девушки. Она подняла руку и провела ладонью по его щеке – просто потому, что ей захотелось так сделать. Лицо барона загорелось под ее пальцами; он трепетал, блаженствуя от ее ласки. Василика отняла руку.
– Иди к князю Владу и его княгине, - приказала она. – Иди, лети стрелой! Пади в ноги княгине Илоне и умоляй ее добиться у своего кузена помилования! У нее тоже есть сын, как у Корнела, - она должна послушать тебя!
Барон встал: вдохновенный, счастливый безмерно тем призраком, которым она его поманила.
– Я сейчас же иду! – воскликнул он.
Он быстро пошел к двери; но вдруг стал и умоляюще обернулся на свою возлюбленную.
– Но, Василика… Вы обещаете…
Она покачала головой.
– Я ничего не могу тебе обещать.
Она не отказывала прямо; она оставляла ему надежду. Застенчивый и хрупкий Лорант Дьюла вдруг ощутил себя ростом с гору: он ощутил, что если исполнит службу, которую ему задали, для него не останется уже ничего невозможного.
Когда он ушел, Василика опустилась на колени и осталась так, закрыв лицо руками.
За что они так мучаются – и настанет ли этому конец?
Дьюла вышел от кузины короля раздавленным - как вошел к ней полным надежд. Эта молодая мать, царственная особа, приняла его – только затем, чтобы посмотреть, как он валяется у нее в ногах, а после прогнать. Перед тем она изжалила его словами, от которых не было противоядия. Еретик! Пособник дьявола! Содомит! А он сам – не таков же, если заступается за этого валаха?..
Дьюла не уходил до тех пор, пока Илона
Казалось, что пештская крепость вот-вот поглотит еще одного узника.
Илона, спавшая подле мужа, проснулась оттого, что сын заплакал. Княгиня выскользнула из постели, не разбудив Влада, и, босая и простоволосая, поспешила к своему Михне. Она взяла его на руки и ощутила, что он горит.
Сын рос крепким и здоровым, и этот недуг ужаснул ее. Княгиня, не зная, что делать, принялась молиться; потом зажгла свечи, подняла слуг. Поднялся и князь – и он тоже, смертный, человек, не знал, что делать!
Если княжич умрет?
“Это валашская ведьма наколдовала!”
Илона, обеспамятев от страха, кое-как оделась и, схватив ребенка, побежала с ним к королю. Матьяш спал чутко; но не любил, когда его поднимали с постели посреди ночи, даже по большой надобности. Но теперь Илоне было это все равно.
Она ворвалась в королевские покои и бросилась к Корвину, протягивая ему на руках орущего Михню. Король опешил.
Он неловко кутался в шелковый халат, отступая от черноволосого младенца.
– Что это такое, Илона? Успокойте его!
– Вы, вы один в силах его успокоить! Это вы повинны!.. – бросала Илона в лицо королю. Ее тонкие брови совсем потерялись в складках, избороздивших бледный лоб, зубы обнажились; никогда еще она не казалась двоюродному брату такой безобразной. – Вы допустили к себе эту колдунью… и она сглазила мое единственное дитя! – выкрикнула княгиня.
Илона рухнула на колени, исступленно прижимая к себе ребенка; казалось, она не замечает, как тот тяжел.
– Матьяш, подумайте о том, что вы сами бездетны, - страстно прошептала княгиня. – Уж не эта ли валашка виновата в вашем несчастье? Сожгите ее вместе с ее проклятым содомитом, и Господь снова улыбнется нам!
– Прекратите!..
Илона вскочила с колен и отпрянула; повелительный голос хлестнул ее, как бичом.
– Возвращайтесь к себе, уложите ребенка и молитесь о его здоровье! – приказал Корвин. – Я не желаю больше видеть вас и слышать эти бредни!
– Ах, вы… У вас нет сердца, - прошептала Илона. – Никогда не было!
– Убирайтесь! – приказал король.
Илона ушла, рыдая вместе с ребенком; Корвин только морщился, слушая, как они удаляются. Потом скрестил руки на груди, склонил голову и принялся мерить шагами комнату.
Казалось, король венгерский лихорадочно раздумывает о нескольких вещах сразу – о нескольких важнейших государственных делах, которые требовали разрешения одновременно.
– Я должен это сделать, - прошептал Корвин. – Иначе никак нельзя! И пусть они провалятся в тартарары, вместе с моей сестрицей!