Орлиный мост
Шрифт:
— Ну хотя бы ты веришь в успех моего дела?
— Безусловно, иначе я бы не просил тебя приехать…
Какое-то время они молчали, понимающе глядя друг на друга.
— Если я не ошибаюсь, — вновь заговорила Мюрьель, — ты хочешь, чтобы я опустила планку и говорила на научном жаргоне с твоими коллегами, чтобы их не напугать.
— Да, что-то в этом роде. Как бы то ни было, не бери на себя никакой инициативы относительно Вероники и сообщай нам о своих планах. А что до ее матери, то, если тебе надо с ней поговорить, не касайся медицинских
— Хорошо, шеф! Как чувствует себя наша больная сегодня?
— Никаких изменений. Она не говорит, у нее вялость, зато начинает появляться аппетит.
— Я могу ее увидеть?
— Лучше подожди до завтра. Ее мать пришла незадолго до тебя и, вероятно, останется здесь до вечера.
— Удачное совпадение. Я как раз собиралась сделать несколько фотографий на мосту в сумерках, надо как следует подготовиться.
— Что? Ты полезешь на гору сегодня вечером?
— Да, а почему тебя это беспокоит?
— Не знаю, там крутой подъем…
— О! Так ты забыл, что я прекрасная спортсменка!
— А ты, однако, изменилась! — заметил Жером, отодвигая стул. — Ну а я пойду навестить мадам Майар.
Он собирался встать, когда Мюрьель спросила:
— Кстати, ты не мог бы рассказать мне о ней в двух словах? Мне кажется, мадам Майар имеет какое-то отношение к проблеме Вероники.
— Наверное, но в разговорах, которые с ней веду, я не заметил ничего, что можно было бы связать со странным состоянием девушки. Мне кажется, мать Вероники в целом уравновешена и у нее разумные суждения.
— И ничего больше?
— О чем ты?
— Ну, я не знаю… Об их совместной жизни, о прошлом этой семьи… Что-нибудь в таком роде. Ведь ты, наверное, задавал ей подобные вопросы?
— Ты знаешь, это уже область врачебной тайны. Единственное, что я могу сказать, — их жизнь вполне обычна.
— Она говорила с тобой ровно, без запинки?
— Да, но почему ты спрашиваешь?
— Потому что это не очень совпадает с тем образом, который нам описал Мишель.
Жером поднялся.
— Послушай, Мишель — полицейский, я — врач. Даже ты стала бы разговаривать с нами по-разному.
— Верно, — призналась она, вставая.
Они обнялись.
— Ты по-прежнему такой же обаятельный, — прошептала Мюрьель, легонько погладив его щеку, когда они стояли на пороге.
Выйдя из клиники, она почувствовала, что эта встреча взволновала ее. Было странно, что Жером оказался таким формалистом. Создавалось впечатление, что энтузиазм, с которым он относился к ее работе в первые дни после ее приезда сюда, несколько поубавился.
Когда Мюрьель добралась до Лазаля, то увидела Мишеля в саду перед домом. Он расхаживал вдоль забора, тщательно изучая его. Несомненно, он пытался понять, каким образом незнакомец, стучавший в дверь, проник в имение.
— Что, инспектор, интересуетесь местными растениями?
— Нет, — рассмеялся Мишель, направляясь к ней, — я разглядывал стену…
Мюрьель изумленно посмотрела на него:
— Боитесь, что она обрушится?
— Нет,
— И правда, все получилось замечательно. Но самое удивительное — это небольшая речка в нижней части сада. Прелестный уголок!
Они сели за стол на террасе. Стало немного прохладнее из-за легкого ветерка, который дул со стороны леса, расположенного к востоку от дома. Пряные запахи цветов напоминали о том, что стояло лето. Около бассейна в поисках влаги роились мушки.
Все еще находясь во власти неприятного ощущения после встречи с Антоненом, Мишель сидел молча. Он смотрел вдаль и барабанил пальцами по столу. Мюрьель украдкой наблюдала за ним. Не нужно было хорошо знать этого человека, чтобы заметить его озабоченность. В выражении лица инспектора появилось что-то детское. В первый раз со времени приезда Мюрьель уловила в образе закоренелого холостяка что-то очень личное. Он был более нетерпелив, чем желал показать, и, вероятно, довольно раздражителен. Внимательно рассмотрев черты его лица, Мюрьель сделала вывод, что они более утонченные, чем ей показалось сначала. Изучив его в профиль, она отметила, что нос у Мишеля прямой. Небольшие складки около глаз и рта указывали на привычку улыбаться, и это ей нравилось. И хотя инспектор напускал на себя строгий вид в присутствии Мюрьель, она поняла, что у него веселый и беззаботный характер.
Прервав наблюдение, она пошла за графином с водой и разлила ее по стаканам.
— Кажется, вы чем-то обеспокоены? — спросила Мюрьель, протянув стакан инспектору.
Он повернулся к ней с легкой улыбкой на губах:
— Как вы догадались? Я всегда такой, когда мне не удается контролировать ситуацию. — Он рассказал о встрече с Антоненом, а затем заключил: — Очевидно, для людей, которых я встречал здесь до сих пор, молчание — привычная вещь. Хотел бы я знать, что за этим кроется…
Мюрьель пожала плечами:
— Часто всего лишь небольшие секреты. Может, для Антонсна это способ показать свою значительность.
— Нет, не думаю, — ответил Мишель, закуривая сигарету. — В его взгляде явно сквозил страх. И я уверен, это связано с нашим делом, так или иначе.
— С полицейскими не откровенничают, разве что по обязанности.
— Да, я знаю, но мне не хотелось давить на него. К тому же у меня нет на это права. Официально расследование не начато.
— Почему же не придать ему официальный характер?
— Для этого необходимы один или два новых аргумента, а их пока нет.
— А если мне поговорить с Антоненом? Женщина внушает больше доверия. Я могу между делом попросить его рассказать о легенде, связанной с мостом. К тому же мне и самой это интересно. Может, тогда он заговорит?
— Почему бы и нет? — неуверенно ответил Мишель. — Но Антонен совсем не глупый человек. Он знает, что мы живем в одном доме, и быстро поймет маневр.
— А вдруг, если я скажу ему правду на свой манер, что-нибудь да получится?