Орловы. На службе Отечеству
Шрифт:
Глава VII. В которой император заживо умирает
Схожесть двух переворотов мы видим и в более серьёзных вещах. Елизавету Петровну гвардия приветствовала во многом именно как дочь и прямую наследницу Петра I. Положим, в самом факте рождения от Великого Петра и невелика личная заслуга наследницы, но это обеспечивало ей право на трон в глазах окружающих. Екатерина же пытается реализовать другое право, как раз-таки Петром Великим провозглашённое для всей России: заслуги знатных предков менее важны, чем личные способности и достижения. Именно последние поднимали приближённых первого российского императора по лесенке введённой им «Табели о рангах». И Екатерина в этом смысле наверняка считает себя даже более достойной трона, нежели Елизавета. Та в юности ничего толком не читала, проводя время на охоте, в верховой и лодочной езде, её
Казалось бы – почему именно новгородский архиепископ, а не кто-то из столичных священников? В Петербурге ведь существует собственная епархия, возглавляет её в это время архиепископ Вениамин (Пуцек-Григорович). Только ли в том причина, что Новгород занимает особое место в российской истории? Впрочем, ещё при Петре I новгородская кафедра была перенесена в основанную царём новую столицу… К тому же знаменитый отечественный мемуарист Андрей Тимофеевич Болотов, философ и учёный-естествоиспытатель, называет Димитрия (Сеченова) «первенствующим архиереем».
Пожалуй, точного ответа на вопрос «почему» мы не найдём. Но можем заметить ещё одну параллель с царствованием Елизаветы Петровны, которая хорошо была известна Екатерине. В день смерти дочери Петра Великого Екатерина, если верить её дневнику, «до самого ужина горько плакала только о покойной Государыне, которая всякие милости ко мне оказывала и последние два года меня полюбила отменно», но прежде «пришли от Государя мне сказать, чтоб я шла в церковь. Прийдя туда, я нашла, что тут все собраны для присяги, после которой отпели вместо панихиды благодарственный молебен; потом митрополит (в тот момент – архиепископ. – Авт.) Новгородский говорил речь Государю. Сей был вне себя от радости и оной нимало не скрывал, и имел совершенно позорное поведение, кривляясь всячески…» Может быть, Екатерина и сейчас рассчитывала на определённую симпатию со стороны митрополита, который был очевидцем как её достойного поведения, так и позорных кривляний Петра? Более того, есть сведения, что Димитрий был загодя оповещён о существовании заговора. Следует помнить, что отец братьев Орловых – Григорий Иванович Орлов был четыре года новгородским губернатором. Было это, правда, давно, в 1740-х годах, но Орловых связывало с Новгородом и то, что их родовое имение Люткино входило в состав новгородских земель. Можно предположить также, что известие о заговоре было получено Димитрием на исповеди, что, в свою очередь, гарантировало тайну заговорщиков.
И дело не только в долге священнослужителя. А. Т. Болотов рассказал, что Пётр III однажды «призвал (…) Сеченова и приказал ему, чтоб в церквах оставлены были только иконы Спасителя и Богородицы, а других бы не было; также чтоб священники обрили бороды и носили платья, как иностранные пастыри. Нельзя изобразить, как изумился этому приказанию архиепископ». С такой «реформой» Сеченов никак не мог согласиться. Так что у него были поводы встать на сторону тех, кто затеял патриотический (в смысле верности отечественным традициям) переворот.
Сеченов же исполнит и обряд миропомазания во время коронации Екатерины, последовавшей в Москве осенью того же «переворотного» года.
Екатерина умела быть благодарной. Уже 8 октября 1762 г. преосвященный Димитрий был произведен в митрополита. Высочайший указ об этом был очень краток: «Повелеваем синодальному члену Новгородской епархии архиепископу Димитрию именоваться той же епархии митрополитом. Екатерина». Но история добавляет, что титул этот вместе с пожалованием во владение 1000 душ крестьян даны преосвященному Димитрию за его личные качества и заслуги, в благодарность за оказанную им услугу императрице при восшествии на престол и при коронации. В ноябре 1762 г. митрополит Димитрий назначен был членом духовной комиссии
Он будет пользоваться неизменным уважением той, кого провозгласил императрицей, это заметно по письмам к митрополиту: «В ожидании Вашего ответа, препоручая Себя молитвам Вашим, есмь к Вам с отличным благоволением, добросклонная Екатерина». И – доверием, даже в делах, которые могли вызывать внутреннее сопротивление у священнослужителей. Сеченов, находясь в составе Духовной комиссии о церковных имениях, будет готовить секуляризацию монастырских владений, покушение на которую ставилось в вину свергнутому Петру III (и в одной лишь Новгородской епархии комиссия немедленно упразднит до множество монастырей). Допустим, секуляризацией грозил и Пётр III, но «матушка» хотя бы иконы и бороды священников не трогает…
А пока события в Петербурге развиваются как хорошая гвардейская атака на поле боя. С трудом продвигаясь в толпе гвардейцев, экипаж Екатерины достигает «нового Зимнего дворца» (того, который мы все знаем – на Дворцовой площади и Дворцовой же набережной; он только-только возведён Растрелли к 1762 году). На улицах уже расставлены пушки Вильбуа и даже предусмотрительно зажжены фитили.
В Зимнем ждут представители Сената и Синода, чтобы принести присягу. Над толпящимися вельможами издали видны богатырские фигуры братьев Орловых. Они довольны: оглашается манифест о вступлении на престол. В манифесте указано, что императрица обещает защищать русскую воинскую славу, православную церковь и внутренние порядки, попранные при её супруге.
Довольны братья могли быть и тем, что показали Екатерине своё преимущество, преимущество людей действия, над высокородными, которые тоже делали ставку на Екатерину Алексеевну, но оказались скорее пассивными свидетелями и сторонниками. Вроде Разумовского, которого при его авторитете Орловы всего лишь склонили к обещанию, что «при первой надобности он представится к услугам императрицы». Военные и сановники были как бы двумя крылами заговора, а объединили их, заставили двигаться более-менее слаженно, подлинные мускулы того июля – братья Орловы.
Ох уж эти царедворцы! Великий канцер Воронцов, будучи послан Петром III в столицу, увидевшись с Екатериной Алексеевной, услышит от неё, что причиной «предприятия» стала не она одна, «а целая нация», немедленно с нею согласится и даже принесёт присягу, но тут же попросит взять его под арест: чем бы «предприятие» ни кончилось, а Михаил Илларионович себя подстраховал! Почувствуйте разницу с Орловыми, поставившими на карту в этот день всё, включая саму жизнь.
Новая императрица спускается на площадь и обходит воинский строй. Гвардия встречает её здравицами, горожане – также. Теперь – обратно по Невскому в «старый Зимний» (на углу Невского и набережной Мойки; это временное строение Растрелли в том же году и разберут). Надобно «закончить дело». «Мы совещались и решили отправиться, со мною во главе, в Петергоф, где Пётр III должен был обедать. По всем большим дорогам были расставлены пикеты, и время от времени к нам приводили лазутчиков».
В Петергоф отправляется гвардия, в Ораниенбаум готова выступить походом грозная артиллерия генерала Вильбуа. Если что – война будет нешуточной.
«Мы всю ночь шли в Петергоф, – напишет “полковник гвардии Екатерина Алексеевна”. – Когда мы подошли к небольшому монастырю на этой дороге, является вице-канцлер Голицын с очень льстивым письмом от Петра III». Рюльер нас убеждает, будто бы Пётр III «диктовал против неё два большие манифеста, исполненные ужасных ругательств. Множество придворных занимались перепискою оных, и такое же число гусар развозили сии копии». Может быть, может быть, но архивы сохранили «льстивое» письмо, доставленное канцлером.