Орлы и звёзды
Шрифт:
— Наш Дантон пошёл по бабам? — это я уже вслух сказала, предвосхищая Мишкины объяснения.
На его лице отразилось «Как ты узнала?», но сказал он нечто иное:
— А почему, собственно, Дантон, а не Робеспьер или кто другой? Вождей у Великой французской революции было как грязи.
— А потому, что на Робеспьера ты, извини, не тянешь, а кроме него я помню только Дантона.
Пока Мишка думал, что на это сказать, я оставила слово за собой.
— То, что ты провёл ночь с бабой – мало того, что это у тебя на морде написано, так, тому есть ещё с десяток верных признаков. Но это уже наши
— Нина не такая, — возразил Мишка.
— Спасибо, что познакомил, — усмехнулась я. — Ладно, потом расскажешь со всеми подробностями. И спрячь, пожалуйста, эту идиотскую ухмылку. Подобные пошлости только вам, мужикам, на ум идут. Я на вокзал, обед на кухне, пока.
Быстро чмокаю Мишку в щёку – а духи у неё ничего – и порхаю за дверь.
В комнате, где проходило заседание Петроградского комитета РСДРП(б) было сильно накурено. Я тут ещё и минуты не пробыл, — до этого момента меня держали в соседней комнате – а мне уже хочется на свежий воздух. Если окажусь среди власть имущих – обязательно пролоббирую закон о запрете курения в присутственных местах. Вглядываюсь в лица членов комитета. Лично, мне знаком только товарищ Матвей, но кое-кого я узнаю по фотографиям из различного рода литературы. Справа от председательствующего сидит Калинин в очках и с традиционной бородкой клинышком. Рядом с ним Молотов. А председательствует член Русского бюро ЦК РСДРП(б) Шляпников. Он-то и обращается ко мне:
— Мы тут с товарищами обсуждаем вопросы организации рабочих дружин. Вот хотим послушать вас, фронтовика.
Теперь главное не выглядеть чересчур умным.
— С кем воевать собираемся? — спрашиваю.
Переглядываются, улыбаются, весело им.
— А что, есть разница? — спрашивает Молотов.
— А как же, — стараюсь говорить авторитетно. — Ежели с армией – это одно, ежели с полицией да жандармами, опять – другое.
— А давайте представим, что с армией!
Это опять Шляпников сказал. Чувствую по настроению, что комитетчики меня всерьёз не принимают, отдохнуть на мне решили. Ладно…
— Так этого я и представлять не хочу – побьют нас! — ешьте, не обляпайтесь.
— Вы что не верите в силу рабочего класса? — хмурится Калинин.
— Да тут не столько в вере дело, а в выучке и в вооружении. Против армии другая армия нужна, тут дружинами не обойтись. Но армию быстро не подготовишь. Проще тех, кто сейчас серые шинели носит, разагитировать.
Умыл я их. Улыбки с лиц посходили, начинают думать.
— Так, может, дружины совсем не нужны? — почти зло спрашивает Шляпников.
— Зачем? Против полиции и жандармов они в самый раз будут. Здание какое занять и под охрану взять, или митинг постеречь. Тут и тактика попроще, и вооружение полегче.
— Кстати, о вооружении, — голос Шляпникова подобрел. — На Путиловском вот-вот наладят выпуск ваших ружей, опытный образец уже готов. — И выкладывает
Подхожу, беру в руки. Типичный «Борз». Это я уже потом, когда разобрал, понял, что есть отличия, а на вид один в один чеченская самоделка.
— Так не поймёшь, — говорю, — пострелять надо.
— Вот вы этим и займитесь, — смеётся, — не здесь, конечно. Ваша придумка – вам и пристреливать!
— А как вы до такого додумались?
С Калининым ухо надо держать востро. Губы улыбаются, а глаза под очками нет. Потому, говорить стараюсь непринуждённо:
— Так я с детства железки люблю, — и улыбаюсь немного застенчиво.
— Вот вооружим вашими ружьями дружинников и царю крышка! — восклицает Молотов. — Как вы думаете, товарищ Николай?
— Так не успеют их на всех-то наготовить, — отвечаю. — Народ так долго терпеть не станет. Да и ни к чему это.
Комитетчики в недоумении.
— Что-то я не пойму тебя, Николай, — не выдерживает товарищ Матвей. — Сам ведь предложил, а теперь говоришь, не надо?
— Я говорю, всем это ни к чему. Оружие это новое, такого ни у кого нет. А новое лучше до поры держать в секрете. Потому, то, сколько успеют сделать, надо раздать проверенным товарищам и сформировать из них особые отряды для самых важных дел.
За столом переглядываются. Теперь на меня смотрят с уважением. Шляпников говорит уже не совсем уверенно:
— Мы тут распределили заводы и мастерские где много наших сторонников между товарищами. Тебе хотели выделить «Путиловский», «Лесснер», «Эрикссон» и кое-что по мелочи. Да теперь вот усомнились: может ты что другое предложишь?
— Я готов выполнить любой приказ комитета, — это я прямо-таки отчеканил. — Но если хотите знать моё мнение, то это не совсем верно. Где «Путиловский» и где «Лесснер? Мотаться между Нарвской заставой и Выборгской стороной – ноги сотрёшь, да и уйма времени уйдёт. Лучше формировать дружины по районам.
— Ишь, какой умный, — фыркнул Молотов. — Думаешь, мы до этого не додумались? Вот только не на всех заводах мы верх имеем. На многих верховодят эсеры да меньшевики.
— И что с того? Я лично многих парней знаю, кто за ними числится – хорошие ребята. Я так понимаю, что пока у нас цель одна: дать Николашке по шапке. А там, если пути наши разойдутся, только от нас будет зависеть под чьей рукой дружины останутся.
Зашептались комитетчики. Потом Шляпников сказал:
— Ты вот что, Николай, — посиди пока за дверью, нам с товарищами обсудить кое-что надо.
Вышел я за дверь и вижу: моего полку прибыло. В комнате, соседней с той, где заседает комитет, собралось уже несколько человек. Думаю, это всё будущие командиры районов. Подошли недавно, но накурить уже успели, а я-то надеялся отдышаться. И ведь на улицу не выйдешь – могут не так понять. Сел на свободный стул. Ждать пришлось около часа. Потом позвали. И опять только меня одного.
— Вот что, товарищ Николай, — начал Шляпников, — мы тут посовещались и решили, что твои предложения нам частично подходят. Дружины будем готовить свои, по районам, а штаб попробуем создать совместно с другими партиями. И поручаем это дело тебе. Помимо штаба будешь формировать особые отряды. Постараемся их вооружить твоим оружием. Справишься?