Орлы императрицы
Шрифт:
Одной из главных достопримечательностей Отрады является Успенская церковка-мавзолей Орловых, построенная по проекту Жилярди в 1832–1835 гг. и разоренная в 1920-х гг. Подвальное помещение мавзолея предназначалось для захоронения Орловых, а позднее — Орловых-Давыдовых, принявших Отраду в наследство. Невдалеке от усыпальницы был установлен бронзовый бюст Екатерины II с надписью вокруг по цоколю: «Екатерине Великой, благодетельнице Орловых».
Летняя жизнь графа
Размеры отрадненской усадьбы и ее окрестностей, пригодных для охоты, ограничивались участками, отданными крестьянам из окрестных деревень для земледелия. Но охота — одно из основных развлечений, сочетавшее приятное
В первые годы жительства Орловых в Отраде охота устраивалась регулярно, для чего сюда приглашались гости, на отъезжем поле появлялись большие кавалькады охотников, сопровождаемые сворами собак и целыми поездами из повозок с припасами для дальних поездок, — владения Орловых не ограничивались окрестностями Отрады и Хатуни.
В письмах Владимира Григорьевича можно прочитать следующее: «На сих днях был два раза на поле с Дубенским С. А., первой — в Киясовке, а другой в михневских местах», «Сегодня сижу дома и отдыхаю. С непривычки от верховой езды разломался. Завтра и после завтра поеду на поле с Дубенским и Ворониным», «Досадил мне Ямщик (кличка собаки. — Л.П.), вдруг сунулся в стадо, поймал овцу, ну рвать ее, насилу отбили».
И снова в письмах сыну об охоте в хатунских местах: «Сегодня… празднуем Сонюшкины имянины, завтра поедем на поле в Михайловское… в ночь прискакал гонец от дядюшки Алексея Григорьевича с известием, что он будет через несколько часов сюда… он едет на короткое время на битюг (на Хреновский завод. — Л.П.), товарищ его Петр А. Бахметьев и Чесменский, — последний прибыл на сих днях из Петербурга». И через несколько дней: «15 (ноября) пригнали лошадей с битюга…», «17 как мы отобедали и легли с Папахиным отдыхать, то прискакал Алехан, Бахметев П. А. и Чесменский, накрыли опять стол и подчивали их. 17 же приехал и Н. А. Зиновьев. 18 рано все ускакали; брат с товарищами на битюг, Зиновьев в Москву… слухи о войне подтверждаются. Многие из молодых людей хотят ехать волонтерами, из числа оных Зиновьев и Чесменской».
В другом письме: «Не думано, не гадано, вдруг на двор бряк брат Алексей, вчерась по утру. Он возвращается в Москву с Битюга, здесь ночевал, теперь собирается домой… Очень весел и доволен, ласки и дружбы оказал нам всем, давно уже не видал его так здорова и благорасположена». Возможно, настроение Алексея определялось недавно полученным письмом от Екатерины II, в котором победитель шведского флота адмирал Чичагов назван был последователем победителя Чесмы.
Сам Владимир также в добром настроении: «Я довольно гуляю по чистым полям, зайцев ни много, ни мало, но без скуки можно ездить. Верный мой товарищ Лука Алексеевич [Воронин] вчера затравил от роду в первый раз пять зайцев на свою свору, да на сих днях отроду же в первый раз лисицу, что его столь обрадовало, плясал сидя на лошади, от крику охрип… Гончие добры, борзыя резвы, товарищ Лука весельчак». Настроение прекрасное: «Сяду в карету и пущуся в Щеглятьево, там псы дожидаются» (44/1).
Забота графа Владимира о своих крепостных подтверждается в следующем письме сыну: «Боюсь весны, чтобы люди голодом не сидели… лучшего состояния не только из околотка, но может быть из всего Серпуховского уезда, но несмотря на то уже я истратил более пяти тысяч рублей на вспомоществование им и сия осторожность будет не лишняя, лучше потеряю деньги, нежели буду видеть однаго из подданных моих терпящих голод. Николи не чувствовали они благодеяний моих столь сильно, как ныне, признают искренне оное, молят Бога о всей моей семье… не знаю деньгам употребление достойнее сего».
Большое внимание уделял граф Владимир и своим нижегородским владениям, и в первую очередь Симбилеям — крупнейшему селению этой приволжской
И здесь хозяйский дом-дворец представлял собой типичный образец дворянской архитектуры того времени. Большое двухэтажное каменное здание с девятью окнами по фасаду имело бельведер в центре и мезонины по бокам, что украшало общий вид усадебного строения.
В помещениях размещалась изготовленная руками крепостных столяров мебель тонкой работы, имевшая в каждой комнате отличный от других помещений цвет и стиль: для кабинетов мебель изготовлялась из красного дерева, для столовой — дубовая, для спален — из карельской березы.
Известный нижегородский краевед Д. Н. Смирнов обрисовал усадебную жизнь Владимира Орлова несколько иначе, чем Орлов-Давыдов. «Не желая лишаться во время поездок в свои провинциальные имения привычных бытовых условий, — пишет он, — граф возил с собою всю семью и весь „двор“. Полтора — два месяца в году 36 комнат симбилеевского дома, флигеля, службы и добрая треть крестьянских домов едва вмещали прибывших пятью обозами хозяев и слуг.
При выездах графа сопровождали гусары, гайдуки, казачки, арапы (составлявшие „букет“ на запятках экипажа. — Л.П.), карлики и скороходы. Последние, по-другому бегуны или скоробежки, были одеты в легкие куртки с цветными лентами-наколками на локтях и коленках, на головах у них красовались бархатные шапочки с перьями. Скороходов кормили легко, вернее держали впроголодь, „чтобы прытче бегали“. Господа употребляли их вместо почтальонов, отправляя с разными поручениями в соседние усадьбы.
В графской кухне действовали перенесенные на русскую почву келлермейстер (начальник винного погреба), мундкох (начальник плиты), братмейстер (заведовал жарением мяса), шлахтер (варил супы) и кухеншрейберы (второстепенные поварские должности).
При личной особе графа состояли дворецкий, камердинер, чтец (граф был слаб глазами), стряпчий (дока для сношений с казенными местами), врач, брадобрей, парикмахер, гардеробщик, массажист, мозольный оператор».
Упоминает здесь Д. Смирнов и об астрономе, поэте, живописце, архитекторе, капельмейстере Гурилеве, богослове и других сопровождавших графа якобы при всех его перемещениях из усадьбы в усадьбу.
К сожалению, Д. Смирнов писал свою книгу «Нижегородская старина» во времена жесткой коммунистической цензуры, может быть, поэтому в строках о Владимире Орлове сквозит оголтелое недоброжелательство к помещичьему быту, без которого его в целом интересная книга не увидела бы свет (его материалы долго не пропускали цензоры).
Говоря о способных крепостных, он, например, пишет следующее: «Много и других талантливых русских людей, проявлявших ум или способности, всю жизнь оставались в Симбилеях рабами помещика, который в любую минуту мог их оскорбить, ударить, подарить, продать, заложить, проиграть… В непрерывных празднествах и удовольствиях проходило пребывание московского вельможи в „провинции“. Крез-аристократ считал прямой обязанностью принять, угостить и обласкать свою младшую братию — провинциальных дворян. Ряд званых обедов следовал один за другим. „Обеды“ сменялись „банкетами“ и „трактованиями“» и т. д.
Вынужденный следовать идеологической указке, не обобщает ли Дмитрий Николаевич В. Г. Орлова заодно с некими «злодеями-рабовладельцами»? Действительно ли мог граф Владимир ни с того ни с сего «оскорбить, ударить» крепостного? Что касается приглашений в Симбилеи «младшей братии — провинциальных дворян», то это похоже на правду, почему бы и не угостить соседа по-барски, общаясь с ним скуки ради? Заканчивается рассказ о симбилейском пребывании Владимира следующими словами: «Наскучив обедами и банкетами, произведя ревизию финансовых дел симбилейских вотчинных управителей, граф со своим „двором“ отбывал в подмосковную резиденцию. После его отъезда население облегченно вздыхало. Мундшенки и обершенки вновь обращались в старост и приказчиков».