Оружие для убийцы
Шрифт:
— Видеокамера. Твой ненаглядный муженек шпионил за нами. Снимал на пленку, как мы с тобой занимаемся любовью, а потом смотрел по телевизору.
— С ума сошел! — Лариса соскочила с кровати. — Он не мог так поступить.
— Значит, мог, — сдержанно ответил Виктор. — Нужно найти кассеты. Я у него в кабинете все перевернул, остался только сейф. Ты случайно не знаешь кода?
— У него есть сейф?
— Крепко же он тебя любит, если ты даже об этом не знаешь, — вздохнул Виктор. — Что ж, придется звонить Часовщику, он и не такие сейфы вскрывал.
— Погоди, — сказала Лариса, схватив халат. — Погоди, дай мне придти в себя, меня
— Ты еще сомневаешься?
Они прошли в кабинет Пашкевича. Лариса с недоумением и страхом посмотрела на снятую со стены картину, на дверцу вмурованного сейфа с крохотной красной лампочкой, горевшей на электронном табло, и включила компьютер. Нашла файл «Документы. Строго конфиденциально», попыталась открыть. На экране зажглись слова «Введите пароль». Виктор, стоявший за ее спиной, тихо присвистнул. В собственном доме за бронированной дверью, от собственной жены… Ну и ну!
Лариса растерянно глядела на экран. Пароль… Какой Пашкевич выбрал пароль? Да какой угодно, любое слово или набор цифр. Свой день и год рождения, например. Или ее. Имя матери, свое имя… Попробуй угадай!
Поколебавшись, она набрала на клавиатуре: «Афродита». В конце концов издательство — главное дело его жизни. Экран погас, затем снова вспыхнул и на нем появилась надпись: «Доступ разрешен».
— Молодец! — восхищенно произнес Виктор. — Быстро ты его раскусила.
Не ответив, Лариса открыла файл. Записей было много — какие–то документы, названия банков, номера счетов. Наконец она наткнулась на странную запись: «S: В день Победы родился Карл Маркс.» Полный бред…
— Обожди, сейчас я покопаюсь в энциклопедии.
Через несколько минут она выписала на листок колонку цифр: 951945 — 551818.
— Набери.
Виктор взял листок, набрал. Сейф не открылся.
— Попробуем иначе: 9051945–5051818.
Он попробовал. Лампочка над дверцей погасла, сейф открылся. На дне лежала стопка кассет, шесть штук.
— А что я тебе говорил?! Обожди, сейчас полюбуемся. — Виктор включил телевизор, видеомагнитофон, поставил нижнюю в стопке кассету, и кабинет огласил вопль Ларисы. Вернее, два вопля, слившиеся в один. Первый, хриплый, ликующий, задыхающийся: «Да! Да! Ах, Витенька, родненький, еще!» — донесся из динамиков и второй, полный ужаса и отвращения: «Выключи!» — вырвался из груди Ларисы. Она вскочила и бросилась к подставке с аппаратурой, но Виктор перехватил ее.
— Смотри! — жестко сказал он. — Ты же любишь этого вонючего козла, ты готова за него жизнь отдать! Он смотрел это десятки раз, истекая слюной зависти и ненависти, теперь ты смотри!
Лариса переломилась пополам, ее вырвало прямо на ковер. Виктор достал кассету, поставил вторую, третью, четвертую… Десять секунд, пятнадцать… Начало, середина, конец. Везде одно и то же — бесконечный порнографический фильм. Шесть кассет, двадцать четыре часа — такого, наверное, ни одна компания, специализирующаяся на подобных картинах, не сняла. Какая там замочная скважина! Маленькая пластмассовая коробочка с мощным объективом, которую, не зная, хоть умри, не разглядишь среди густой сочной зелени, фиксировала каждый день, час, минуту и секунду их встреч, каждое движение, каждый вздох, самый тихий и нежный лепет. Их любовь, их нежность, их чистоту, которые по самой природе своей боятся чужих глаз и чужих ушей, она опошлила и оболгала,
Виктору стало так больно, как не болело, когда пуля афганского моджахеда, ударив под сердце, свалила с брони на каменистую дорогу. Тогда было совсем иначе — его вырубило, и он очнулся лишь в госпитале, а там умели глушить боль промедолом. Сейчас же он был беззащитен перед болью. Выключил телевизор, подошел, обнял.
— Успокойся, родная, успокойся, милая. Сейчас я сожгу эти подлые пленки в камине, и от них останется только горстка пепла. Думаю, что горстка пепла останется и от твоей любви к Пашкевичу. Он не достоин ее.
Лариса вырвалась, оттолкнула его. В ее глазах билась искра безумия, лицо перекосила ярость, в уголках губ запеклась пена. Виктор не успел даже глазом моргнуть, как она, словно ураган, пронеслась по кабинету. На пол с грохотом рухнули телевизор и видеомагнитофон, картины, книги, фотографии, безделушки, стулья… Наконец он схватил ее, чтобы остановить этот разгром, и она забилась в его руках.
— Сволочь! — задыхаясь, кричала она. — Грязный подлый подонок! Как он до такого додумался?! Нет, этого я ему никогда не прощу! Умирать буду, не прощу. Все! Пусти меня, Витя, я в порядке. С этим покончено. Навсегда. Эта квартира принадлежит мне. Выпишется из больницы — и пусть убирается к своей шлюхе и своему будущему щенку, я тут же разведусь с ним. Захочешь, мы с тобой уедем куда — нибудь, пока не улягутся пересуды, нет — уеду сама. Тебе решать.
— Ты же знаешь — я уже давно все решил. Я всегда буду с тобой — хоть на краю света.
Старинные напольные часы в углу кабинета — единственный трофей, который вывез из Германии Ларисин отец, гулко и торжественно пробили две четверти. Половина двенадцатого ночи. Виктор посмотрел на свой швейцарский хронометр — часы отставали на две минуты.
Едва погас последний звук, как в прихожей завыл Барс. Сначала тихо, растерянно, словно пробуя голос, затем громче, протяжнее, тоскливей, переходя с низких тонов на все более высокие. Так в декабре воют волки, справляя свадьбы; так выли по своим убитым хозяевам лохматые афганские псы.
— Успокой его, — крикнула Лариса. — Успокой его, я с ума сойду от этого воя!
Виктор вышел в прихожую. Барс рвал входную дверь своими мощными лапами, бился о нее всем телом, словно хотел открыть. Виктор погладил его по голове и почувствовал, что пес дрожит мелкой дрожью от возбуждения.
— Что с тобой, дурашка? — ласково сказал он, почесывая Барса за ушами. — Сон плохой приснился? Успокойся, за дверью нет чужих, все хорошо.
Барс поднял голову, потерся о его руку и снова завыл, запрокинув верх морду.
— Я выведу его минут на десять на двор, — Виктор надел куртку и взял поводок, — иначе он весь дом поднимет. Бес его знает, что на него нашло.
Едва на ошейнике защелкнулся поводок, собака успокоилась. Они сбежали по лестнице, и Виктор открыл дверь. В лицо дохнуло холодом. Он хотел застегнуть куртку и отпустил поводок. И тут Барс черной молнией слетел с крыльца и исчез в темноте.
Минут сорок Виктор бегал по окружающим улицам и звал собаку — Барс словно сквозь землю провалился. Наконец, устав и замерзнув, он пошел домой. Захочет жрать, вернется. Не маленький. Попросив консьержку впустить пса, если тот залает под дверью, поднялся в квартиру. Лариса стояла в прихожей, прижав к груди руки.