Оружие Вёльвы

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Но он умер на два года раньше нашей матери.

– Да, – с обреченным видом подтвердила Снефрид. – И что это меняет?

– Выходит, ничего. Этот жезл – твое оружие. Теперь ты понимаешь, что не можешь отказаться?

– О нет! – Снефрид не сводила глаз с жезла, но притронуться не смела, будто он мог обжечь. – Я никогда не решусь!

– Тебе нечего бояться. Передать нить совсем просто – я начну прясть, ты закончишь. Взять на руки мужчину двадцати шести лет тебе будет не под силу… – даже Снефрид засмеялась, вообразив это, – но есть много других способов.

– Каких? – против воли Снефрид почувствовала любопытство.

– Ты

можешь подержать на руках его свернутую рубашку. Или ты сядешь, а он коснется коленом твоих колен. Потом ты дашь ему чашку молока – в знак того, что перенимаешь должность кормилицы его судьбы. Было бы лучше и вернее, если бы ты вылила это молоко себе на грудь и приложила к ней его голову…

– Нет! – Снефрид вытаращила глаза. – Ты же сказала, что ему двадцать шесть! Он немного великоват для кормления грудью! И… я умру от смеха.

Она и сейчас фыркнула и зажала себе рот, вообразив это нелепое зрелище.

– Думаю, ему тоже понравится, – Хравнхильд кивнула. – Вы посмеетесь, и ты перестанешь его бояться.

– А разве при ворожбе смеяться можно?

– Еще как можно. Пока люди не научились говорить, они взывали к богам смехом. Потому-то и сейчас от смеха у людей становится легче на душе. И тебе будет не трудно…

– Но что я должна буду делать потом? Что значит – быть вирд-коной?

Снефрид наполовину осознавала, что, задавая эти вопросы, она уже почти дает согласие. Но не могла удержаться: ее влекло и любопытство, и смутное желание новой, необычайной силы. И крепнущее сознание, что иной дороги для нее просто нет – вокруг неслышно ходит Тихий Волк, принюхивается к ее следам. Зубы его остры, хватка крепка. Жезл вирд-коны – единственное оружие, которым она защитит себя.

– В священные дни года прясть нить, призывая на Эйрика удачу. Гадать и прислушиваться к шуму Ясеня, чтобы знать, не грозит ли ему какое зло. Ты ведь будешь только земным отражением его спе-дисы – той, что живет возле Источника. Если ему будет грозить настоящая беда – она предупредит, и ты сможешь воззвать к богам о помощи. Но чтобы ты ее услышала, жезл вёльвы должен быть у тебя.

Снефрид перевела взгляд на второй предмет и содрогнулась: на нее смотрело черное лицо неведомого духа, уродливого и зубастого. Круглые глаза-отверстия, рот щелочкой.

– А это что? – прошептала Снефрид, пытаясь улыбнуться. – Голова Квига с Еловой горы? Она хранится у тебя?

– Это моя медвежья личина.

Снефрид обхватила себя за плечи. К мысли о жезле вирд-коны она постепенно привыкала, но маска «медвежьей жены»…

– И… для чего она?

– Я надевала ее в тот день, когда Эйрик проходил посвящение. Когда их обучают, они проходят разные испытания и обряды. Бывает, что живым до конца добирается один из троих, но оно и к лучшему – не к добру, если берсерков разведется слишком много…

Хравнхильд понизила голос и почти зашептала, хотя их и так не мог никто слышать. Снефрид напряженно вслушивалась: вот теперь она наконец узнает, как это происходит. Она еще сомневалась, надо ли ей это знать, но неумолимая сила влекла ее вслед за шепотом тетки:

– Перед тем как им войти в ту пещеру, они раздеваются, чтобы снять свой прежний человеческий облик, «медвежья жена» натирает их особой мазью и вручает им шкуру. Состав мази знает только Гаммаль Бирнир, но в ней есть медвежий жир и белена – я узнала ее по запаху. Гаммаль Бирнир поет особую «песнь призыва», и в молодых «медвежат» входит звериный дух

Одина-Бурого [23] . А потом, когда они выйдут из пещеры – те, которые выйдут, – им нужно от него избавиться, чтобы снова стать людьми…

23

Бурый (Бруни) – одно из медвежьих имен Одина.

Снефрид поежилась, невольно видя это существо, что выбирается из темной пещеры испытаний – зверя в человеческом теле, голого под медвежьей шкурой, израненного, залитого своей и чужой кровью, совершенно обезумевшего, тяжело дышащего, рычащего…

– У выхода его ждет «медвежья жена». На ней вот такая личина и шкура. Она забирает этот дух себе, и дальше берсерк может призвать Одина-Бурого, когда ему это нужно для прибавления сил. Один-Бурый дает им огромную силу, способность двигаться в несколько раз быстрее обычного человека, не чувствовать боли. Правда, это продолжается недолго, а потом они остаются без сил и им нужно отдыхать. Но за то время, что Один в них, они успевают покончить со своими врагами.

– Но как же «медвежья жена» справляется с этим духом? – Снефрид смотрела на тетку огромными от ужаса глазами.

Она думала, что бояться надо обряда – но то, что после него, куда хуже!

– Она – женщина, поэтому не беснуется и не ревет, – успокоила ее Хравнхильд. – Она просто хранит его в себе, как в запертом ларце. «Медвежья жена» остается хранительницей силы своего берсерка на всю жизнь. Если она умрет, никому не передав этой силы, то едва берсерк призовет Бурого, он не сможет с ним управиться, и Бурый убьет его самого.

– А можно взять только жезл… а не это? – Снефрид боязливо кивнула на маску.

– С Эйриком – нет. Раз уж я самого начала это была я одна… Я начала прясть его нить, когда он родился, я была тогда на несколько лет моложе, чем ты сейчас. Через двенадцать лет мы уже знали, что у него есть задатки берсерка. Тогда же я отправилась к Гаммаль Бирниру – Старому Медведю и попросила, чтобы он взял Эйрика в обучение. Спе-диса указала мне путь. Через пять лет Эйрик прошел посвящение, и я приняла его дух Бурого. Это был единственный раз, когда он со мной встречался – не считая того дня, когда родился. Он видел меня только под этой маской. Он даже не знает меня в лицо. И тебя не узнает. Передать дух сложнее, это нельзя сделать без самого Эйрика. Но он уже посвящен, и вы обойдетесь без Гаммаль Бирнира. Ему нужно будет призвать зверя – это он хорошо умеет делать. А потом… передать его тебе. Не бойся, ты не станешь выть, кусать щит и разрывать людей руками. Ты просто будешь хранить в себе ключ от этой силы.

Снефрид прижала руку ко рту, не отрывая взгляда от маски. Ключ… она сама станет чем-то вроде живого ларца, как тот, за которым охотятся люди Стюра. Как же все это переплелось! Может, госпожа Фригг была в дурном настроении. Или норны перессорились и перепутали все нити. А распутывать, выходит, ей!

Тянуло спросить: это обязательно? Но Снефрид знала ответ. Высшие силы не играют в игрушки и не заботятся о мелких страхах тех смертных, кого избрали на службу себе. Против воли она воображала этот обряд, и жуткий, и притягательный в этой жути. Сейчас Эйрику должно быть лет двадцать шесть или двадцать семь. Даже если он не увидит ее лица…