Ось мира. Медынское золото
Шрифт:
Шли боевым порядком, готовые отбить нападение как блуждающей нежити, так и имперских войск. Ждали самого дурного, но обошлось. Нежить на такую ораву нападать остереглась, а неповоротливые имперские власти то ли не могли поверить в отчаянную вылазку врага, то ли не смели без должного указания принимать решительные меры.
Утро встретили на вершине холма, ограничивавшего выход на равнину. Отсюда и заметили подходившего неприятеля. Другие ещё и пыль возле окоёма не очень различили, а Ризорх стариковскими глазами разглядел, что идёт войско поболе тысячи
Люди залегли, затаились, будто в охотничьей засидке. Милон покрыл народ невидимостью. Если нет под имперскими орлами мастера потайного взгляда, то вражеские воины могут пройти совсем близко, а ничего не углядят.
Пройти врагам не дали. Подпустили к самому холму и ударили с вышины огнём, молниями, стрелами простыми и наколдованными — у кого что в запасе приготовлено было. Были, нет ли среди врагов боевые маги или хотя бы слабые колдунишки, никто не видал, а сами уже не расскажут. Зато простые солдаты попытались на холм подняться и в бой вступить, но этого им не позволили, всех положили на пологом склоне.
Лучники заметили, что из задних рядов гибнущего войска выпустили трёх голубей, но колдуны были слишком увлечены схваткой, и сшибить успели только одного. Никакого заклятия на птицу наложено не было, но к ножке оказался примотан листок с письменами. Понимать наманское письмо люди не могли, но и без того стало понятно — внизу знают, что случилось в предгорной долине и с кем придётся иметь дело.
— Бояться меня не надо, я не оборотень, не людоед, — обычный человек, охотник.
Из темноты не доносилось ни звука, но Скор знал, что девушки сидят и слушают его голос, который так или иначе успокаивал, не позволяя впасть в полное отчаяние.
— И колдуны у нас есть, сильные колдуны, всё на свете могут. Но бояться их тоже не надо, к любому можно подойти, спросить, что непонятно, или помощи попросить. А такого, как у вас, чтобы детей в жертву приносить, у нас и не слыхано. И нежити у нас почти что нет. Вроде бы и леса глухие, но никакой пакости не водится, мы ей воли не даём. Жаб подкоряжный в озере живёт, так его оттуда не достать. А чтобы людей нежитью травить, что собаками, как ваш карла-забавник делал... не, это беспредел.
В темноте тихонько вздохнули, но и сейчас не раздалось ни противного, ни согласного слова.
— Я так думаю, это вы с жиру беситесь. Обезьян заводите, пардусов, а заодно и всякую нечисть. Вот теперь расплачивайтесь. Нечисть, как её ни запирай, на волю вырвется.
— Если бы не вы, ничего бы не случилось. — Ясное дело, младшая голос подала.
— Хе! — сказал Скор, словно сатир прыгнул. — Можно подумать, мы клетки открыли. Ваших рук дело. Нам бы такое в голову не пришло, мы люди мирные.
— Да, мы видели.
Они действительно видели... на второй день своего невольного путешествия они вышли на место сражения, где соплеменники Скора разгромили отряд, идущий на помощь воинам, охранявшим сокровищницу. Весь склон был усеян телами. Сотни тел, сожжённых,
— Долг платежом красен, — хмуро сказал Скор. — Зачем ваши легионеры в наши леса вторгались? Два посёлка тогда сожгли. Я мальцом был, а помню. Отца моего в той войне убили.
Снова тишина, напряжённая, ждущая. Кажется, лучше оборотень, чем такая тишина.
— Охотник! — прорезал тишину голосок. — Верни мне нож. Мне без него страшно. Я обещаю, что не буду на тебя нападать.
Когда шли мимо побоища, младшая полонянка попыталась незаметно стащить нож у одного из убитых. Скор ножик отобрал и засунул за голенище, в пару к своему. Хороший оказался нож, жаль стало выбрасывать. А теперь пленница просит ей нож вернуть.
— Не дело с оружьем баловать, — строго сказал Скор и, смягчившись, добавил: — Ты не бойся, тут нежити уже не так много, и я вас от неё обороню. Дойдём целыми.
— А потом?
Об этом Скор как-то не думал. Главное — добраться до своих, а там всё будет хорошо. Но ведь для девушек это не свои, а войско страшных лесных колдунов, которыми в Намане пугают малых детей.
— Потом, — неожиданно подала голос старшая, — станешь обозной шлюхой. Будешь ложиться под каждого, кто захочет. А вздумаешь кочевряжиться, ещё и плётки отведаешь.
— А себе ты другую судьбу пророчишь? — тихо спросила младшая.
— Меня выкупят. Я же не ты. Твой отец — предатель, и, значит, тебе прямая дорога в колодец или в войсковые потаскухи.
Ай да дела! — Скор даже опешил от услышанного. Он-то полагал, что девушки — подруги, а они, оказывается, держатся друг за дружку только от страха и безысходности, а на самом деле меж ними тлеет ненависть! И старшенькая, получается, отлично знает, для чего в крепости сложен каменный колодец без единой капли воды.
— Это неправда! — всхлипнула младшая. — Отец не предатель!
— Лит варварам сдал? Значит — предатель.
— Никто Лит не сдавал, — возразил Скор, сам удивляясь, с чего это он вздумал вступаться за вражескую доблесть. — Мы его силой взяли, а ваши там дрались до последнего.
Темнота скрывала лица, но Скор кожей почувствовал, как скривились губы старшей, готовясь сказать что-то злое и ехидное, но, вовремя одумавшись, пленница промолчала.
Вернулась тишина. Так тихо, что можно не услышать, а лишь догадаться, как младшая сглатывает беззвучные слёзы.