Осада
Шрифт:
— Уильям, какие новости? — обратился к нему Лонго. — Как наши люди?
— Полны решимости драться. Я расставил большую часть на стене с копьями, отбивать штурмующих. Как вы велели, сотню оставил в резерве, чтобы стреляли из луков и пособили, если турки прорвутся.
— Тристо, а что с пушками?
— Пушки заряжены и готовы, но использовать их придется с осторожностью, бережно, — ответил великан. — Мы собрали много камней, чтобы стрелять картечью, но пороху совсем мало. Хватит выстрелов на тридцать.
— Так и сделай, — одобрил Лонго. — И не давай стрелять, пока турки не окажутся у самых стен.
Он обернулся, посмотрел на равнину, откуда явится враг, но сейчас она была пустой и темной. Там, где обычно светился тысячами огней турецкий лагерь, теперь зияла чернота — лишь горстка золотистых точек, горевших тут и там факелов, разрывала ее.
— Куда они подевались?
— Дозорные увидели, как турки строятся в колонны, а затем все огни погасли. Тогда-то мы и приказали звонить в колокола, — ответил Уильям. — Турки идут. Ждать осталось уже немного.
— Ты хорошо справился, — сказал Лонго Уильяму. — Но теперь у меня есть еще одно поручение для тебя, и, боюсь, тебе оно не слишком понравится.
— Какое бы оно ни было, я все исполню.
— Покинь стены. Иди к царевне Софии, защити ее.
— Но мое место здесь! — воспротивился Уильям. — Я должен отомстить за смерть моего дяди, моих друзей.
— В жизни есть кое-что выше мести. Сколько турок ты уже умертвил? Двадцать, тридцать? Поверь мне: сколько ни убьешь, гнев твой не остынет. Ты никогда не насытишься местью.
Лонго положил юноше руку на плечо, стиснул.
— Уильям, у тебя есть жена, подумай о ней. Мы все должны защищать самое дорогое для нас. И я прошу тебя как друга: ради меня, защити Софию.
Уильям отвернулся, стиснув зубы. Но все же кивнул:
— Я пойду к ней.
— Спасибо. Если колокола прозвонят отступление, отведи ее на борт «Ла Фортуны» и плыви в Перу. Удачи! Да пребудет с тобой милость Господня.
— И с вами, — ответил Уильям.
Они крепко обнялись.
— Ты себя убить не позволяй! — строго приказал Тристо. Он был следующий, кто обнял — облапил — Уильяма. — Мне еще надо отыграться в кости.
— Это мы посмотрим, — усмехнулся тот.
Лонго и Тристо молча смотрели, как Уильям спустился с палисада, а после вышел через ворота внутренней стены. Едва он скрылся из виду, в те же ворота вошел император в сопровождении варяжской гвардии и Далмата. Воины, расположившиеся в промежутке между стенами, преклонили колени. Послышались крики: «Слава Константину! Да здравствует император!» Лонго отправился встречать императора у подъема на внешнюю стену.
— Здравствуйте, ваше величество. Инспектируете войска?
— Нет, синьор Джустиниани. Я пришел сражаться.
—
— Именно потому я здесь, — твердо ответил Константин. — Если удержим Месотейхон, удержим и Константинополь.
— Но если вы погибнете, конец всему. Риск слишком велик.
— Мы должны рискнуть всем, даже жизнью императора, чтобы выиграть эту битву. Все ли воины на стенах?
— Да, разве что пара-тройка нерадивых не успела подойти.
— Отлично. Тогда запирайте ворота внутренней стены.
— Но, ваше величество, как же нам отступать, если ворота окажутся закрытыми?
— Отступления не будет. Закрывайте ворота!
Мехмед стоял на бастионе и смотрел на стены Константинополя, испещренные огоньками факелов. Сегодня, впервые за тысячу лет, эти стены падут. Ныне он, Мехмед, исполнит предназначенное. Он вспомнил, как десять лет назад был лишен трона, сослан в Манису. Тогда командиры войска смеялись над ним, презрительно называли Мехмедом-Книжником. После сегодняшней ночи никто не дерзнет смеяться над султаном Мехмедом.
Он обернулся, посмотрел на лица собравшихся командиров, освещаемые единственным факелом. Обратился к Улу:
— Люди на позициях?
— Да, ваше величество.
— Тогда пусть начинают пушки. После них Махмуд-паша поведет башибузуков на штурм.
Махмуд-паша поклонился.
— Ваше величество, благодарю вас за честь атаковать первыми.
— А как насчет анатолийской кавалерии? — спросил Исхак-паша. — Неужели мои люди ждали два месяца лишь для того, чтобы вся слава досталась башибузукам?
— Исхак, потерпи. Сегодня на всех хватит славы. Для тебя и твоих воинов у меня предусмотрено особое задание.
Воины, стоявшие рядом с Лонго, замолчали в ожидании атаки, и тишина повисла такая, что Лонго различил шипение зажженного фитиля у пушки по соседству. И вдруг безмолвие разорвал чудовищный слитный рев турецких пушек. Они выстрелили разом, располосовав темноту над бастионами длинными языками огня.
— Прячься! — крикнул Лонго, пригибаясь за низкий парапет, шедший поверху внешней стены.
Мгновением позже стена задрожала от ударов. В двадцати шагах справа кусок ее футов десяти длиной затрясся и обвалился наружу, рассыпался на куски — а с ним и стоявшая на стене пушка.
— Тащите мантелеты! — крикнул Лонго воинам, стоявшим наготове между стен. — Закройте пролом!
Воины подхватили пару мантелетов, подтащили, перекрыли дыру. Но не успели закрепить, как ядро врезалось в один, разметало в щепы. Закричали, корчась на земле, раненые. Их подхватили, потащили в укрытие и срочно подвели на замену второй мантелет.