Осада
Шрифт:
– Серьезно, – заметил Тихон. – Но я о другом…
– Так вот представь, те кто стояли в оцеплении и гибли, получили значок – типа, герой обороны Белого дома, чуть не на свои деньги созданный. А вот те, кто торчал внутри, или ближе к дверям, охраняя Бориса Николаевича со товарищи, здорово прибарахлился. Почувствуй разницу.
– Почувствовал. Бориса Николаевича, как я слышал, до сих пор ловят.
– Это дело десятое. До сих пор жалею, что меня там не было.
Тихон усмехнулся.
– Ты лучше б пожалел, что так поздно родился. Что бы ты делал там, едва научившись ходить?
Оба посмеялись, затем Куприянов вернулся к теме.
– Суть такая. Числа восемнадцатого надо
– Да каких к черту, вражеских, все хохлы испокон веку у нас работают. Без них ни маршрутка не поедет, ни автобус. И продавать на ярмарках выходного дня некому станет.
– Белоруссия нам поможет. А если серьезно, хохлы в целом позитивно отнеслись к тому, что у них Крым отбирают. По крайней мере те, что к нам заработать ездят. Так что Хохляндию можно смело делить на две части. Те, кто за нас, и те кто против. Малороссию и Галичину. Первая как пить дать станет протекторатом Москвы, вторая – Варшавы. Это я тебе говорю, как матерый геополитик.
– Да уж, в твоих статьях об Украине только мата не хватает, – Куприянов усмехнулся. – Но ты обмолвился о сорока тысячах.
– Это аванс. За все платит «Единая Россия». За перелет, питание, обмундирование, связь и прочее. Это они так перед выборами нашего брата ублажают. Потому как поговаривают, президент выдвинется в лидеры «Справедливой России», вот они и готовятся сразу устранить конкурента.
– Это я слышал. Сорок тысяч, сумма неплохая. А сколько ж всего?
– Даже не представляю. Как инфляция пойдет. И учти, поскольку командировка предусматривает посещение зарубежной страны, все выплаты будут рассчитываться в долларах. Вероятно, и на руки их выдадут. Так что инфляции можно не бояться. И что хлеб сейчас уже стоит сорок рублей, а будет сто – тоже.
– Ты все-таки неисправимый пессимист. А нас только по развалинам возить будут? Или может…
– Никаких может. Только по развалинам. Оттуда будете писать красочные репортажи о сражениях. Потому как для партии главное, чтобы никто не пострадал, особенно ее имидж. Иначе зачем посылать такую группу необстрелянных журналистов освещать войну. Достаточно военных корреспондентов Первого канала, НТВ и «России».
– Это ты кого сейчас назвал необстрелянным. В меня стреляли и газом и резиновыми пулями и шумовыми гранатами кидались, забыл? А в день сколько я получать буду?
– Глазки загорелись? Как военный корреспондент – двести баксов. Экскурсия рассчитана на месяц. Кстати, у главреда тоже примерно так же глаза загорелись – такой шикарный материал в газету пойдет. Это когда я сказал, что отправим Тихоновецкого.
– Да ладно, брось заливать, – но Валентин все равно запунцовел. Уточнил некоторые подробности, которые его впечатлили еще больше. И едва дождавшись конца рабочего дня, помчался домой на всех парах.
По дороге наткнулся на небольшой антиукраинский митинг, проходивший у стен здания горсовета. За неимением посольства или представительства той или иной страны, которой бы хотелось публично выразить свое возмущение, все митинги проходили именно тут. Собралось довольно много, по нынешними временам, народа, около трех-четырех тысяч. Больше было только на митинге против Эстонии год назад, но тогда народ свозили из ближайших деревень, что называется, «до кучи», сейчас пришли сами. В пылу страсти первых дней войны, в кои-то веки столь удачно начавшейся для России, народ требовал от Украины немедленного признания независимости Крыма, от Крыма – немедленного вхождения в состав России, от России же – немедленного
Впрочем, собравшимся, было наплевать. Разгоряченный нежданно-негаданно обретенной свободой от долгого страха перед мертвецами, народ затребовал пленения президента Украины. Тихоновецкий вспомнил, что он начал составлять летопись новой жизни, и немедленно выхватив мобильный, начал снимать. Отовсюду доносилось: «Панночку под суд, Панночку!», Валентин едва успевал вертеть мобильником по сторонам. Впрочем, через полчаса к взволнованным массам вышел представитель горсовета, попросил разойтись по домам, не скапливаться, а то мало ли что. Милиция вся в работе, ей сейчас не до вас. Народ еще пошумел восторженно, но, привычный слушаться, подчинился властному слову. Тихоновецкий отправился домой с новой записью. Позвонив в редакцию, он начал набрасывать заметку в завтрашний номер.
Отец отнесся к его заявлению с пониманием, мама, конечно, разнервничалась. На сорок тысяч аванса она ответила, что ей не хотелось бы получить сына в качестве груза двести. Ну тут уж возмутился отец, потребовавший никогда больше не сметь даже думать подобное.
– Уж насколько я не доверяю этим парням из «Единой России», но ради своей рекламы гробить парней они не посмеют. Партия итак только на Пашкове держится, так что господ борзописцев они будут холить и лелеять. Главное, чтобы те писали правильно. Вот это, конечно, неприятно. И я так понимаю, ты только ради денег собрался, – Валентин кивнул.
– Пап, я понимаю, что ты думаешь, но двести баксов в день, даже если я ничего не напишу… ну когда еще получится так сработать.
– Я понял. Продаваться, так подороже. Ладно, шучу. А вообще, сын, решать, конечно, тебе. Ты уже взрослый, самостоятельный, скоро сам в президенты избираться сможешь. И веди себя осторожнее. Не в смысле перемещений. Я про твой длинный язык. Не забывай ни на минуту, что это война, и что церемонится с тобой не будут.
– Пап, на войне я уже был. Прям здесь. Я даже показывал вам.
– Да уж, показывал, – вздохнула мама. – Лучше б ты другую дорогу тогда выбрал. Вот отец твой двести вылетов в Анголе совершил и тоже без единой царапины. А пулю схлопотал, уже когда возвращался на родину.
– Да, было что вспомнить. Нас перебросили в Анголу в восемьдесят втором, в самую заварушку. На год, как военных специалистов. А получилось, что вместо этих деятелей из МПЛА мы должны были выкашивать беспрерывно вторгавшихся южноафриканцев. Их пилоты только вертолетами хорошо владели, и то, когда никто не стрелял. Так что все на нас легло, – отец даже прикрыл глаза, это время он вспоминал с удовольствием. – Словом, застряли мы там на три года. База находилась в двадцати километрах от Менонгве, самый юго-восток страны. Высота там примерно километр, так что жара не такая уж и страшная, как в прибрежных районах, но очень засушливо. Летишь на задание, а внизу бескрайнее поле и изредка стада коз, да кружки деревень. Вот между прочим, когда нас перебрасывали на юг, так равнина была настолько пустынной, что водитель просто ушел к нам в салон автобуса ужинать…. И кого там только не было, помимо местных племен. Кубинцы, им проще всего за местных сойти, вьетнамцы, и дезертиры-южноафриканцы, какие-то партизаны из Намибии, Замбии, даже из Ботсваны. Зато водку все горазды были хлестать…. Короче, вылетали мы рано утром, или ближе к вечеру, когда разведка нам цели сообщит. Мы с утречка утюжили цели вокруг Кахамы, ух там бои шли, а если задание ближе к вечеру поступало, то пограничные Квангар да Дирико…