Осажденный Севастополь
Шрифт:
– Это почему же?
– спросил князь.
– Повторяйте атаки, не давайте им покоя.
– Слушаю-с!
– Офицер ускакал обратно.
Гусары, опасаясь пароходов, и не думали повторять атаки. Они стояли за бугром, французская батарея уже была установлена, и раздался первый выстрел. В это время примчалась и наша батарея (номер четвертый семнадцатой бригады) под начальством Кондратьева.
При третьем пушечном ударе Меншиков быстро обратился к бывшему подле него батальону московцев и скомандовал:
– Второй полубатальон вполоборота налево, первый вполоборота направо! Шагом...
По этой команде выбившиеся из сил московцы бросились к батарее Кондратьева и за спиной стоявших без дела тарутинцев быстро прошли обе низины, далее они наткнулись на роты своего же полка, при которых был и командир полка Куртьянов, еще раз скомандовавший им: вполоборота направо! Но необходимо вернуться несколько назад и проследить движение Московского, полка еще до того, как его повел Меншиков.
Следуя параллельно батарее Кондратьева, московцы приближались к крутизне, оканчивающейся обрывом над рекой. Уже перевал очутился под их ногами; тут ротные командиры повернули фронт к морю. Над головами визжали пули и гудели ядра.
Ротный командир штабс-капитан Селихов шел впереди всех. Вдруг остановился; остановились и солдаты. В целом батальоне не оказалось никого, кто бывал бы в прежних сражениях, никто не знал, куда идти: впереди не было видно ни одного нашего солдата.
Молодой офицер Бейтнер, командовавший одним из взводов, указал на невысокий, но крутой холм, близ которого стояла батарея Кондратьева, бывшая без всякого прикрытия.
– Кажется, нам надо идти туда, - сказал он штабс-капитану.
В это время всем показалось, что с моря усилился ветер; на самом деле участились выстрелы с пароходов.
– Вперед - марш!
– скомандовал ротный командир, видя, что его рота может быть укрыта холмом от пароходов.
Солдаты невольно пригнули головы, хотя это и не могло спасти от пуль и ядер, и почти бегом пустились к холму. Подпоручик Перов вместе с Бейтнером отважились взобраться на вершину холма, откуда было видно устье Алмы и слышно, как гремели цепями неприятельские пароходы.
Перед фронтом московцев и левее виднелись французы, которые выстраивались бегом и тащили орудия. Одно из них оборвалось и стало катиться вниз. Произошла остановка, лошади взбесились, но вскоре все пришло в порядок, и орудие втащили люди. Шесть французских орудий уже стояли в ряд, потом появилось еще два.
– Смотри, Бейтнер, - сказал Перов, - у них перед рядами скачут всадники, должно быть, начальство. Баранов!
– крикнул он штуцерному (при этом батальоне были штуцерные).
– Нельзя ли снять того, что на белом коне?
– Сейчас посмотрю, ваше благородие, - сказал штуцерный, взобравшийся на холм также из любопытства.
Штуцерные составляли привилегированное меньшинство, они стреляли из ружей, бивших на полторы тысячи шагов, и знали себе цену. Даже вид у них был более молодцеватый и независимый, чем у остальных солдат. Баранов считался одним из лучших стрелков в полку. Командир другой роты, бывший у подошвы холма, услышал слова Перова, прокричал тому же стрелку:
– Пожалуйста, Баранов, убей того, что на белом коне; наверное, он у них какой-нибудь начальник большой.
Баранов прицелился, выстрелил, и белый конь бежал
– Молодец, Баранов, спасибо!
– закричали офицеры, а вслед за ними и солдаты.
– Чарка водки за мной!
– крикнул ротный командир.
– До белого коня сколько было шагов?
– спросил Бейтнер.
– Во весь визир, ровно тысячу четыреста шагов, - отвечал Баранов, нисколько не сомневаясь в точности своих слов.
Весь неприятельский фронт, которому принадлежал убитый всадник, рассыпался в стрелки, не кончив построения. Неприятельские пули жужжали, все еще не задевая никого.
– Смотрите, господа, - сказал штабс-капитан Селихов стоявшим подле него двум молодым офицерам, - вот что-то упало подле меня, кажется, это пуля... Да, посмотрите, какой странной формы. Вот она: настоящий наперсток. Надо спросить наших артиллеристов: что это за диво? Неужели этими штуками думают стрелять в нас?
Один из офицеров, подобрав коническую пулю, так называемую пулю "Минье", вызвался перебежать к артиллеристам Кондратьева и узнать, что за новинка. Артиллерийские офицеры повертели пулю в руках и наконец решили, что, вероятно, это особые маленькие снаряды, наполняемые взрывчатым составом и предназначенные для того, чтобы взрывать патронные ящики.
Двое из офицеров даже стали рассуждать о траектории, описываемой подобным снарядом, и только удар неприятельского ядра, сваливший одну из наших лошадей, прекратил их спор.
Перов и Бейтнер все еще стояли на холме в виду неприятеля.
– Смотри, Бейтнер, - сказал Перов, - ведь наискось от нас стояла неприятельская батарея, пока я засмотрелся на Баранова, она куда-то исчезла, что за пропасть такая! Блестит всего одна пушка, других как не бывало.
– Это значит наводят орудия на нас, - ответил Бейтнер.
– Жерлами глядят на нас они, оттого их не видно... Берегись, Перов! Опускайся!
Мелькнули огни, поднялся дымок, и о подошву холма шлепнулось несколько ядер.
– Мимо!
– сказал Перов веселым голосом.
– Идем вниз!
– крикнул Бейтнер.
– Не спеши, а лучше припади к земле!
– Вижу, пустяки!
Бейтнер сам пополз и снова крикнул:
– Да опускайся же, черт возьми!
Вдруг послышался звук, как будто мешок упал на землю. Бейтнер оглянулся: Перов лежал, прильнув грудью к земле; одна его рука была отброшена в сторону. Бейтнер подполз к Перову, тронул его, поднял ему голову - тот был мертв. Розовые его щеки по-прежнему пылали, на губах играла застывшая улыбка. Весь правый бок был забрызган кровью.
Чувство самосохранения заставило Бейтнера поскорее сбежать вниз.
– Ребята, Перов убит, - сказал он.
Вся колонна, лежавшая на траве в шесть шеренг, встала на колени, шепча молитву и крестясь.
Впоследствии Бейтнер уверял, что Перов еще с утра имел предчувствие, что погибнет в бою. На рассвете, после того как неприятельские рожки и трубы мелодично проиграли зорю, а наши ответили им на это на барабанах "генерал-маршем", офицеры четвертого батальона Московского полка собрались потолковать, отчего не идут другие батальоны московцев. Перов все время молчал, но вдруг сказал: