Оседлать чародея

Крускоп Сергей Вадимович

Виан, вновь подавив желание оглянуться и посмотреть, что стало с мостом, неожиданно почувствовал, что к его спине и затылку прикоснулось нечто твердое. Он протянул руку и ощутил под пальцами каменистый грунт. И почти мгновенно обволакивавший все вокруг туман рассеялся.

Оказалось, Виан не стоит, а лежит посреди древнего святилища на расстеленном плаще.

– Ну как, прогулялся на тот свет? – поинтересовался, склоняясь над ним, конек. – Долго тебя, однако, носило – больше часа.

– Я что, спал? – спросил Виан, садясь.

– Можно и так сказать. Тело-то

твое точно спало, а вот сознание… Ладно, рассказывай. Выяснил, куда нам идти?

– «Чудо-юдо-рыба-кит», – нараспев проговорил Виан, шагая рядом с коньком.

Добраться до пограничной речки Умчи труда не составило: Виан еще по прошлому разу в деталях помнил кривую иву и смог бы сам открыть туда портал. Он, кстати, заметил, что с некоторых пор это получается у него довольно легко и, главное, не отнимает столько сил, как раньше. А вот пройти добрых пять дюжин перекладов вдоль извилистого речного русла пришлось на своих двоих. Шли вечер и часть ночи, потом все-таки устроились на ночлег в заброшенной хижине – к вящему ужасу квартировавших там многочисленных мышей. А утром, подкрепившись остатками снеди, пошли дальше.

– Это еще откуда? – спросил конек.

– Что – откуда?

– Про рыбу-кита.

– В книжке было написано, которая у меня в детстве была, – пожал плечами Виан. – Там он нарисован был – огромный, как гора, лежит поперек моря, на спине корабли застрявшие, люди бегают, из дырки в голове вода фонтаном бьет. Ужас, в общем! На меня сильное впечатление произвело.

– По секрету тебе скажу: кит – не рыба, – сообщил Лазаро.

– А кто? – спросил парень

– Морской зверь. И, кстати, лежать поперек моря он не может. Он хоть и большой, да не настолько.

Некоторое время они шли молча. Слева от них плескалась и журчала Умча, вобравшая в себя немало ручьев и разлившаяся втрое шире по сравнению с тем местом, где Виан с горбунком ее когда-то переходили. У каменистых плесов ее отгораживали от окружающего мира заросли ивняка с уже пожелтевшей и пожухщей листвой. Над тропой шумели чуть побагровевшими узорчатыми листьями кряжистые невысокие дубы. В кронах, оглашая долину пронзительными криками, возились сойки, трудолюбиво готовившие запасы на близящуюся зиму.

– Я думал, перстень где-то не в столь экзотическом месте найдется, – нарушил молчание конек. – Как она тебе сказала? В китовом желудке?

– Что ты ворчишь, Лазаро? – отозвался Виан. – Я, признаться, вообще удивлюсь, если нам удастся тот перстень найти! Хотя после того, как я самолично побывал по ту сторону радуги, можно уже ничему не удивляться. А красиво там, – добавил он.

– Где? – не понял конек.

– Ну там, на небе.

– Не обольщайся. Это, знаешь ли, для кого как.

– Слушай, – спросил парень, – а если кита не окажется там, куда мы идем? Месяц-то, в смысле – госпожа Илидия, место только приблизительно указала.

– Придется бодро пробежаться по побережью, – хмыкнул конек. – Пятьдесят перекладов туда, пятьдесят – сюда. За пару дней успеем. Как

говорится, никто не обещал, что будет легко!

Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем. Пригревало солнышко – приятно, не палило, как летом. Приречные дубравы кончились, уступив место сперва грабиннику, а затем кустарниковым зарослям. Говорливая река вильнула в сторону, дугой огибая скалистый останец, а тропа свернула в другую сторону, взбираясь к седловине между тем же остан цом и его соседом. Где-то орали чайки, шелестела трава, приглаживаемая ладонью ветра. Который, кстати, нес не только запах соли и водорослей.

Конек первым это почуял, остановился и принюхался.

– Что такое? – насторожился Виан.

– Н-да, об этом я как-то не подумал, – пробормотал конек, раздувая ноздри и с сомнением шевеля ушами.

– О чем?

– А вот о чем. Если этот кит действительно выбросился на берег и сдох, мы умрем от вони раньше, чем найдем хоть что-то ценное.

– Скоро мы будем знать это точно, – философски заметил Виан. – А может, – добавил он, принюхавшись, – это сдох другой кит, не наш вовсе?

– Учитывая ситуацию, – наставительно сказал конек, – лично тебе было бы выгоднее, чтобы кит оказался именно «нашим».

Виан был, разумеется, прав – все стало ясно, едва они перевалили седловину.

Берег внизу, образованный тысячелетиями совместных усилий реки и прибоя, действительно служил местом упокоения для многих морских чудовищ. Об этом наглядно свидетельствовали разно размерные скелеты – от небольших, с остов весельной лодки, до не уступавших величиной «Тени чайки». Иные скелеты еще скрепляли иссохшие остатки плоти, другие успели распасться, и в груде костей, смешанных с галькой, лишь с трудом можно было угадать очертания погибшего животного.

Однако сколько бы китов ни выстроилось сейчас очередь на сведение счетов с жизнью, утомленные долгим веком либо гонимые на берег тайными для людей страстями, они, надо полагать, спешно передумали или искали для реализации своих намерений иное место. Потому что сейчас на берегу лежала Туща. Именно так, с большой буквы. Даже конек присвистнул в изумлении.

– Вот это да! – проговорил он. – Это не кит, а какое-то хтоническое чудовище. Левиафан просто!

– Я читал, – сказал Виан, украдкой прикрывая ос ладонью, – что, когда кит спит, к нему порой причаливают корабли, люди высаживаются на его cпину и даже разводят костры.

– До сих пор я полагал это враками, – признался Лазаро, – а вот теперь думаю, что всякое может быть. На спящем ките – вряд ли, а вот на издохшем и плавающем по поверхности…

– Для этого у них должен быть изрядный насморк, – заметил парень.

– Знаешь, – сказал Лазаро, – иногда после долгого плавания на корабле пахнет немногим лучше.

И одновременно обречено вздохнув, они стали спускаться к морю и громадному киту.

Вблизи китовая туша казалась еще больше, выглядела еще отвратительнее, а смердело от нее так, что и Виан, и Лазаро вскоре просто утратили обоняние.