Оседлавший Бурю

Геммел Дэвид

Ночь все не кончалась. Кэлин поддерживал огонь и постепенно передвигался ближе к входу. Отсюда открывался вид на кроны деревьев и можно было услышать, если зверь возвратится. Ригант устал и хотел спать. Мысли путались, вспомнился Жэм Гримо и тот день, когда он сразился с варлийцем Горайном, чемпионом кулачных боев. То был великий день. Горайна и другого знаменитого борца, Чайна Шаду, епископ Эльдакрский пригласил для участия в спортивных состязаниях. Он хотел упрочить миф о превосходстве варлийцев и полюбоваться на унижение кельтонов. Так бы и вышло, но одноглазый Жэм победил варлийца

и швырнул его в толпу. Этим воспоминанием Кэлин будет дорожить до конца своих дней.

В тот день изменилась и его жизнь. Варлийский солдат с племянником убили влюбленную в Кэлина девушку. Сначала изнасиловали, а потом удавили. Кэлин впал в ярость и убил обоих. Даже теперь ригант не слишком сожалел ни об их смерти, ни о том, какую роль ему пришлось в ней сыграть. Было стыдно только за то, что после убийства он отрубил трупам головы и насадил их на опорные столбы моста.

Кэлин вырвал себя из дремоты. Неизвестно сколько он провел в полусне, прислонившись к стене. Он протер глаза и снова уставился на верхушки деревьев. Все было спокойно, хруст костей не раздавался.

Ригант заставил себя встать. В тот же миг у проема показалась черная тень, от залатанной стены отлетели несколько досок, и внутрь просунулась огромная голова с висящим ошметком губы. Кэлин метнулся к очагу и горшку с маслом. Рваный Нос зарычал. Проснувшийся Фиргол закричал не своим голосом. Медведь ударил по стене, почти освободив себе проход. Ригант схватил обмотанную тряпкой ножку стула и сунул ее в огонь. Факел загорелся. Кэлин рванулся к зверю и выплеснул масло ему в морду. Гризли рванулся вперед, но уперся в последнее бревно, заскрипевшее под его весом. Ригант ткнул пылающим факелом прямо в пасть зверю. Облитая маслом шерсть вспыхнула. Медведь издал жуткий рев и рванулся к лесу, пытаясь стряхнуть с себя пламя.

Фиргол сидел у очага и тихо всхлипывал.

— Он ушел. — Кэлин подошел к дрожащему мальчику и обнял его. — Я горжусь тобой, Фиргол, — проговорил он. — В твоем возрасте я не был таким храбрым. Знаешь, я боялся мышей.

— Я тоже боюсь мышей, — ответил Фиргол, крепко вцепившись в рубашку Кэлина.

— Значит, мы похожи, — ответил он. — Когда-то я боялся мышей, а теперь сражаюсь с медведями.

— Он вернется. Я точно знаю.

Кэлин задумался. Ему очень захотелось успокоить ребенка неправдой, но он выкинул эту мысль из головы.

— Да, Фиргол, вернется. Теперь он уже не голоден, а просто хочет нас убить. Поэтому мне придется убить его. Но я обещаю, мы обязательно доберемся до Айронлатча.

— Ты сможешь его убить? Мой папа не смог.

— Медведь застал твоего папу врасплох. И Финбар, и твоя мама были очень смелыми людьми. А я буду начеку, да и ты мне поможешь.

— Я не умею сражаться с медведями, не умею! — Глаза ребенка застили слезы.

— Тебе не придется с ним сражаться. Ты поможешь мне подготовиться. Пойди на кухню, найди несколько длинных ножей, а потом принеси папин посох. Мы сделаем копье. Ну, беги.

Кэлин отпустил Финбара и выпрямился. Мальчик побежал в кухню. Ригант взял мушкет и вернулся к проему. Копье вряд ли окажется полезнее того оружия, которое уже имелось, зато у ребенка будет, на что отвлечься.

Снаружи завывала

вьюга, снег не прекращался. Им обоим придется побороться, чтобы выжить на пути. Если выйти сразу после рассвета, они доберутся до пещеры к закату. Кэлин часто ее посещал и держал там про запас немало хвороста. На путь уйдут последние силы, но другого выхода нет. Когда Рваный Нос вернется, в него придется стрелять. Попадет ли выстрел в сердце? Возможно. Этого мало, чтобы спасти ребенка.

Ригант представил предстоящую дорогу и понял, что она пролегает по открытой местности. Если зверь пойдет следом, а в этом можно не сомневаться, то спрятаться будет некуда. Отсутствие выбора разозлило еще больше. Остаться — значит самому напрашиваться на смерть. Уйти — променять единственное укрытие на нестерпимый холод.

Даже с одеждой будут проблемы. Чтобы не замерзнуть, потребуется столько слоев шерсти, что это замедлит ходьбу. Снегоступы помогут не упасть с крутых склонов, но Кэлину придется нести не только заплечный мешок и мушкет, но и ребенка, а возможно, и копье.

Ригант тихо выругался.

Еще немного, и он захочет, чтобы медведь вернулся сейчас. Тогда можно будет сразу подстрелить зверя и проверить, сдохнет ли он.

Фиргол принес из кухни три длинных ножа и спросил:

— Эти подойдут?

Один оказался слишком тонким, зато у двух оставшихся были крепкие, острые лезвия.

— Да, один из них подойдет, — ответил Кэлин и потрепал мальчика по волосам. — Теперь неси посох.

Дубовый посох Финбара был почти шести футов в длину. Порывшись в инструментах, ригант достал ножовку и прорезал на конце посоха щель глубиной в четыре дюйма, затем взял молоток, отколотил роговую рукоятку от одного из ножей и вставил лезвие в щель. Фиргол внимательно смотрел, как Кэлин обмотал место крепления бечевкой. Ригант закончил и проверил, как вышло. Оказалось слабовато. Тогда Кэлин срезал бечевку, обмотал все заново и, удовлетворившись результатом, положил копье на пол.

Ветер стал еще холоднее. Кэлин велел Фигролу добавить дров в очаг. Как только мальчик закончил, он прибежал обратно и сел рядом с Кэлином.

— Там холодно, — сказал ригант.

— Это не страшно, — ответил ребенок.

— Какое у тебя духовное имя?

— Лунный Светильник.

— Хорошее имя. А мое — Сердце Ворона.

— Почему тебя так назвали?

— Дядя Жэм рассказывал, что в ночь, когда я родился, стая волков загнала огромного оленя. Когда они напали, из кустов на них кинулся папин волкодав, Ворон. Пес разогнал всех волков. Жэм говорил, что лучшего пса не было во всей округе.

— А что с ним случилось?

— И отец, и пес погибли в ту же ночь. Отец попал в засаду, а Ворон погиб от ран, которые нанесли волки.

— Я не знал Жэма. Папа о нем много рассказывал. Он говорил, что это был самый храбрый ригант на свете и высокий, ростом с дом.

— Он был всего лишь на несколько дюймов выше меня, — рассмеялся Кэлин. — Хотя Жэм действительно казался огромным. Я скучаю по нему.

— А я по папе, — прошептал Фиргол, хлопая глазами, чтобы сдержать слезы.

— Да, — сказал ригант и крепко обнял ребенка, — тяжело терять тех, кого любишь. С этим не поспоришь.