Осень на краю света
Шрифт:
– Пономарь, ты?! – радостно расплылся в улыбке.
– Узнал? Молодец!
Федоров в два широких шага добрался до Юрия Григорича, обнял.
– Почему «пономарь»? – наклонился к дяде Феде отец Димитрий.
– Фамилия ихняя Пономаревы. Отсюда и кличка у Юрки.
– Что у тебя с головой? – спросил участковый.
– Вчера через кладбище шел, споткнулся, об оградку приложился.
– Что за день такой был! – покачал головой Федоров. – Отец Андрей тоже вчерась споткнулся и теперь с гипсом ходит. Ладно – как сам-то?
– Да потихоньку… – Юрий Григорич махнул на стол: – Давай,
Иваныч вытащил из-под стола бутылку, продемонстрировал гостю.
– Потом как-нибудь, – помотал головой участковый. – Сейчас тут мой коллега рыскает. Боюсь, будет недоволен. А вы кто? – внезапно повернулся милиционер.
– Отец Димитрий. Из патриархии, – гордо пояснил дядя Федя. – Приехал про икону выяснять. По своей, так сказать, линии.
– Понял. – Федоров переключился на дядю Федю. – Я к тебе зашел предупредить. Очень советую полегче с товарищем Сапегиным. И бомбой ему не угрожай.
– Миной, – поправил старик.
– Тем более. Он сегодня зайдет. После обеда, наверное.
– Хрена он зайдет, – мстительно сощурился Иваныч. – Я дверь запру, окна занавешу. Пусть, падла, хоть обстучится.
– А вы тут зачем? – снова обратился Федоров к отцу Димитрию.
– Свидетель. – Священник показал пальцем на дядю Федю.
– Доступно? – спросил Иваныч, дернув себя за ус.
– Доступно, доступно, – успокоительно вытянул ладони участковый. – Все, пошел. Пономарь, с тебя вечером причитается.
Хорошо, хоть пальто не заметил, подумал Юрий Григорич, когда товарищ детства скрылся за дверью. Иваныч встал, внимательно проследил через окно, как Федоров вышел с участка, задернул шторы и вышел на терраску: звякнула щеколда.
– Ты чего, дядя Федя? – спросил Юрий Григорич, когда старик вернулся.
– Ходят тут, суки, итить их мать… – брезгливо протянул Иваныч, присаживаясь.
– Вовка – парень неплохой…
– Только ссытся и глухой! – подхватил старик зло. – Нашли, падлы, грабителя. Я два раза в танке горел. У меня осколков полная нога.
– Они считают, что ты украл икону? – подал голос отец Димитрий.
– Выходит так. – Иваныч опустил глаза.
– Почему?
– Сволочье потому что! – Старик принялся накручивать усы.
– Давай без эмоций, – строго произнес священник.
– Мужики, шли бы вы… – начал было Иваныч, но уперся в еще один требовательный взгляд.
– Дядя Федя, ты видел тетку Ульяну? – спросил Юрий Григорич.
– Ну ты-то чего, Юрка?
– Я вот чего… Достань-ка бутылку, надо поправиться. Расскажу сейчас.
Старик с готовностью вытащил из-под стола водку. Две рюмки были на столе, прятались за сахарницей. Юрий Григорич поднялся за третьей к буфету. Оказалось, что дождь снова ударил в полную силу – зашумел по листьям, из открытой форточки…
Глава 6
…как будто и не кончался. Крупные капли веско шлепали по крышам, взбивали лужи. Ветер выдул с холма все тепло: конец сентября, а ощущение такое, что не сегодня завтра пойдет снег. Сказочными ладьями плавали изогнутые листья по многочисленным лужам. На площади, вокруг памятника Ленину асфальт совсем исчез под сплошным желто-коричневым ковром. В раскисших
– Здорово, архимандрит!
Пахнуло чесноком – впритык подступило чье-то лицо: мясистый, приплюснутый нос, пухлые щеки в щетине, мутноватые глаза, короткая стрижка над низким лбом. Мужик, лет тридцати. Позади, чуть сбоку, еще один. Тоже крепкий, тоже небритый, в бейсболке с иностранной надписью. Оба в коротких кожаных куртках, раздутых пузырями.
– Чего вам?
– Поговорить надо.
– Слушаю.
– Пошли-ка отсюда.
Второй парень зашел сбоку, подхватил под руку. Развернулись обратно в переулок. Мужики шли по колее, отец Андрей семенил по середине дороги, заросшей мокрой травой. Ряса пропиталась водой, отяжелела, липко путалась в ногах. Вдоль волнистых линий покосившихся заборов, пригибаясь под ветками яблонь. Вслед несся редкий собачий лай.
– Ты икону куда дел, борода? – прошипел над правым ухом один из мужиков.
– Глупости не спрашивайте, парни!
– Давай, давай, колись, – подхватил левый мордоворот.
– Прекратите.
– По-хорошему просим, отдай! – снова несвежее дыхание у самого носа.
Переулок привел к низкому кирпичному зданию, обсаженному по периметру кустами шиповника. Кладка – схожая с церковной, но попроще: раньше здесь размещалась приходская школа. Чертырехскатная крыша с двумя слуховыми окнами, в волнах шифера кое-где зеленел мох. Козырек крыльца на двух опорных брусьях, несколько покосившийся направо. Четыре окна по фасаду с распахнутыми железными ставнями. В одном, за зелеными занавесками, горит свет. Бывшая учительская, теперь здесь обитал отец Андрей. К входу через заросли вела тропинка, выложенная по обочинам поставленным на ребро кирпичом.
Мужики толкнули священника вперед, сами двинулись следом – пройти сквозь кусты можно было только по одному.
– Оставьте меня в покое, слышите?
– Ковыляй резвей!
Снова толчок – и отец Андрей, споткнувшись, распахнул плечом фанерную дверь. Теплый отсвет упал на крыльцо. Мужики быстро нырнули вслед за хозяином. Дверь с грохотом захлопнулась. Начинало темнеть…
– Не врешь? – спросил отец Димитрий.
– Ну ты что! – обидчиво отстранился Митяй. – В натуре говорю! Наш священник и, эта, два бугая с ним. Подхватили и поволокли.
– А хрен ли ты смотрел-то? – презрительно бросил Кабан.
– А что делать надо было?
Митяй и Кабан – два алкоголика. Отец Димитрий встретил их в магазине, одноэтажной постройке с застекленным фасадом, смотрящим на площадь Ленина. Митяй – маленький, щуплый, вертлявый, в грязно-коричневом спортивном костюме и дутой синтетической куртке с надписью USA на спине. Клетчатая кепка на коротко стриженной голове дополняла образ классического гопника. Кабан же был типичным «богатырем»: ростом под два метра, коричневая кожанка с крупной молнией – такие носили военные летчики – еле сходилась на животе, широкое лицо с толстыми губами, раскиданные во все стороны кудрявые вихры. Если Митяй напоминал какого-то мелкого зверя, типа хорька или белки, то Кабан, несмотря на свое прозвище, больше походил на медведя. Оба были небриты, и от обоих за версту несло кислым перегаром.