Осень призраков
Шрифт:
На одиннадцатый он открыл глаза и увидел плоское небо цвета мочи. Настроение было ему под стать. День сулил очередную прогулку по раскаленной сковороде. К полудню песок обжигал так, что лошадям приходилось надевать мешки на копыта, иначе животные бесились и сбрасывали всадников.
Рэндж попытался подняться и со стоном перекатился на бок. Веревка, которой руки были примотаны к туловищу, контролировала каждое движение, но позволяла крови свободно бежать по венам.
Макабр крутил барабаны и с преувеличенным тщанием проверял, все ли патроны на месте.
Ньютон понял, что его
– Эти стервятники что-то задумали, – бросил Макабр через плечо. На Рэнджа он даже не взглянул. Потом рассовал револьверы по поясным кобурам и достал еще несколько стволов. Ньютону было невдомек, зачем тому столько оружия.
– Погляди сам, – Макабр приглашающе ткнул пушкой в сторону зубчатой гряды холмов. – Вон и вон.
Север пятнали четыре темные точки. Они явно знали, что к полудню здесь настанет ад, и спешили нагнать путников первыми.
– Решил заглянуть на огонек, – Макабр из-под мышки указал стволом за спину Рэнджу. – И не один.
Еще три тени решительно двигались в их сторону с юга.
– Два дня, – Макабр почесал лоб мушкой. – Чертовых двое суток, и мы бы исчезли в каньоне Золотых Сердец.
Они покинули монастырь вдвоем.
Макабр распял Ньютона на дереве и исчез на несколько часов в горной обители. На звук дыхания человека из песков вышел койот и долго обнюхивал его. Рэндж оценил иронию. Вместо копья – зубы. Римский легионер Лонген – и линяющий койот. «Так ведь и ты так себе Мессия», – скривился Ньютон, но койот все рассудил по совести, отбежал к соседнему дереву и помочился на ствол. Презрение – вот что прочитал Рэндж во взгляде облезлой худой твари.
Макабр вернулся к ночи. Он пыхтел под двумя мешками с награбленным и проклинал горы, трупы и чертова Пророка. Отвязав Рэнджа, Макабр попытался его навьючить. Но Ньютон едва переставлял ноги. Макабр угрожал, смешно ярился и размахивал револьвером, тогда Рэндж воздухом плюнул ему в лицо. Слюны не было, а пули он не боялся. Макабр сбил Ньютона с ног и немного поработал над его улыбкой. Пустыня приняла щедрое подаяние – три зуба.
В лагере Макабра ждала четверка лошадей. Они двинулись в путь, не дожидаясь утра. Десять миль среди скал. Каленые иглы в задницу Ньютону. Он держался в седле только потому, что Макабр его привязал. Лошади шли шагом. Одолевали не более пары миль в час по проторенной тропе.
– Я не дам тебе воды, – предупредил Макабр. – Спрут черпает из нее силу, а колдовство мне ни к чему. Ты не сдохнешь, я уверен.
– Лишней еды у меня тоже нет, – чуть позже добавил он. – Вздумаешь выламывать фокусы, посмотри на горизонт. Видишь точки спереди и позади тебя? Это твои знаки дороги: полярная смерть и крышка гроба. К первой ты бежишь, вторая тащится следом.
Макабр исступленно следил за чистотой своих рук, каждый раз, когда он намыливал их, нюхал, выскребал грязь из-под ногтей, на него накатывала болтливость. Ньютон закрывал глаза, но заткнуть уши не мог. Таков удел немых – казаться идеальными собеседниками.
– Руки важней, чем глаза. Руками касаешься Бога. Я-то знаю, какого Бога ты щупал. Мерзкий урод! Ты и эта тварь! Ничего-ничего, вы мне заплатите. Вы дорого мне заплатите. За каждый день, каждую минуту. За сейчас! Видишь дымы? Каждое утро и каждый вечер я буду подавать сигнал – условленное число выстрелов, для каждого
Путешествие грозило затянуться.
Макабр сдавал быстрее Рэнджа, хотя постоянно отхлебывал из фляги и что-то жевал. С каждым днем волосы Макабра все сильнее напоминали гнилую солому, а лицо – печеную в кожуре картофелину. Только глаза карлика полыхали все безумней, все ярче.
Пустыня сдала Ньютона, как неугодную карту. Зной, песок и ветер мусолили его, загибали уголки, метили и комкали. Такой у пустыни была вся колода, но Рэндж отличался от всех ее обитателей, угадывался безошибочно при любой раздаче. Он выделялся. Пятая масть. Ньютон не пил, пустыня брала дань не потом и жаждой, а каким-то жутким окаменением плоти. Веревки стерли кожу до глубоких ссадин, но кровь сыпалась из них красной солью и тут же зарастала струпьями, похожими на слюду. Детский шрам, тянувшийся от правой глазницы через висок, отвердел и напоминал роговой нарост. Ньютону не перепало ни крошки с ночи, когда они покинули монастырь, песок проник в его кости и шуршал изнутри, призывая дождь.
Макабр сох.
Рэндж менялся.
И не умирал там, где любой другой пил бы уже из Леты.
Гости неумолимо приближались. Макабр настучал зубами замысловатый ритм, огляделся, погрозил небу револьвером и приготовился держать оборону. Рэндж безучастно смотрел за его суетой. Они заночевали на плоской, как громадный блин, равнине. Спрятаться было негде. Макабр расседлал лошадей, отогнал в сторону, а сам разложил седла и мешки по кругу, спрятал среди пожитков заряженные револьверы. Прежнему Ньютону это показалось бы смешным. Нынешний жалел Макабра. И себя. Скверная участь – сдохнуть с пастью, набитой песком. Споткнуться на предпоследнем шаге. Свернуть шею на ступеньках родного дома. Никогда больше не увидеть Кэтрин.
От Ньютона не было никакой пользы. Дерево, и то помогло бы больше.
– Что бы ни случилось, – предупредил Макабр, срезая веревки. – Я – твой волшебный ключик. Держись меня!
«О чем ты?!» – изумился Рэндж, глядя, как гости осаживают лошадей у их бивуака. У головорезов и живодеров оказались простые грубые лица. С иссеченных песком фасадов смотрели привычные ко всему глаза. Ньютон одинаково хорошо представлял этих людей принимающими роды у коровы и сдирающими скальпы с индейских детей.
Гости не стали спешиваться. Опущенные стволы ружей красноречиво молчали о том, кто будет смеяться последним.
– Где мой брат? Где этот чертов ублюдок? – Мужчина с лицом в белой решетке шрамов скинул шляпу и утер пот со лба. «На редкость странное украшение», – оценил Рэндж и принялся рассматривать остальных. Их отметины оказались не менее яркими: борода одного завивалась в десяток косичек, каждую украшал клык, причем хозяин не брезговал и человеческими зубами; другого бандита отличали срезанные веки, отчего глаза торчали двумя бильярдными шарами, увитыми кровавыми жилами: казалось, они следили за всеми сразу, где бы ты ни стоял, куда ни прятался.