Осень сердца
Шрифт:
Лорна не писала ему, потому что регулярно, каждую неделю получала от матери письма, в которых та настоятельно требовала выбросить из головы идею о новой встрече с Йенсом Харкеном. Она призывала примириться с мыслью, что ребенка нужно оставить в монастыре, молить Господа о прощении за свой постыдный грех, а еще молиться, чтобы никто из их знакомых не догадался об этом, когда все закончится.
Лорна не писала никому, за исключением тети. Агнес. Только тете она могла высказать свою боль, рассказать о мучительном решении, которое предстоит принять. Она призналась тете, что
В ответ тетя сообщила, что он устроился на зиму жить в хижине Тима, построил по соседству мастерскую, где уже начал работу над новой яхтой, правда, она не знает, по чьему заказу.
Лорна вновь и вновь перечитывала эти слова, сидя у окна и глядя вдаль. К горлу подступил комок. Над заснеженными полями она видела его лицо, в шуме ветра слышала его голос, представляла в своем воображении их новорожденного ребенка.
Но одна мысль неустанно преследовала ее и удерживала от того, чтобы написать Пенсу: «А может быть, мама права».
Глава 15
После изгнания Лорны отношения между хозяином и хозяйкой гранитного дома на Саммит-авеню стали еще более натянутыми, чем обычно. Дети постоянно задавали вопросы, почему Лорну отправили в католический колледж, а когда Лавиния пыталась рассказать Гидеону о монастыре, он сжимал губы и заявлял, что занят.
Как-то вечером, незадолго до Рождества, Лавиния ждала в спальне, пока Гидеон готовился ко сну. Городской дом был построен задолго до коттеджа на озере, поэтому в нем не было водопровода и ванной. Лавиния дождалась, пока Гидеон вышел из-за ширмы, закончив туалет, его спущенные подтяжки напоминали перевернутые радуги.
— Я хотела бы поговорить с тобой, Гидеон, — начала Лавиния.
— О чем?
— Сядь, Гидеон… прошу тебя.
Он перестал расстегивать рубашку, прошел и сел напротив жены на маленький, неудобный стульчик, стоявший возле круглой печки.
— Я думал, ты уже спишь.
— Нет, я ждала тебя. Нам нужно поговорить о Лорне.
— За Лорной хорошо присматривают. О чем тут еще говорить?
Гидеон вознамерился встать. Но Лавиния подалась вперед и остановила его, взяв за руку.
— Ты чувствуешь себя виноватым… я понимаю, но мы сделали то, что должны были сделать.
— Я вовсе не чувствую себя виноватым!
— Нет, чувствуешь, Гидеон, и я тоже. Думаешь, мне хотелось оставлять ее там? Думаешь, меня не беспокоит, что кто-то может узнать обо всем, несмотря на принятые нами меры предосторожности? Но мы пошли на это ради ее будущего и должны помнить об этом.
— Хорошо, хорошо! — Гидеон всплеснул руками. — Согласен, но больше не хочу говорить об этом, Лавиния.
— Знаю, что не хочешь, Гидеон, но неужели тебя не трогает то, что она носит под сердцем нашего внука?
— Лавиния, черт побери, я же сказал, хватит!
Он вскочил со стула.
Гидеона надо было сильно разозлить, чтобы он начал ругаться.
А его жене понадобилось большое мужество, чтобы перечить ему.
— Иди
Удивленный Гидеон обернулся, бросил взгляд на жену, сидевшую выпрямившись в небольшом, обитом тафтой кресле, в своей просторной хлопчатобумажной ночной рубашке, с не распущенными на ночь волосами. Оставив сигары, он вернулся к своему стульчику и сел.
— Думаю, ты согласишься, Гидеон, что я очень редко прошу тебя о чем-то серьезном, а вот теперь хочу попросить, но только ты сначала хорошенько подумай, прежде чем кричать на меня. Да, этот ребенок ублюдок, тут не о чем говорить, но в этом ублюдке течет наша кровь. И мне не хотелось бы думать, что наш внук будет жить в каких-нибудь трущобах… может быть, мерзнуть и голодать. А может, даже и болеть. — Лавиния замолчала, словно собираясь с мыслями, потом продолжила: — Я все продумала и знаю, как сделать тан, чтобы мы точно знали, что ребенок находится в надежных рунах, а тайна его рождения при этом будет сохранена. Я прошу твоего разрешения поговорить с миссис Шмитт.
— С миссис Шмитт?
— Она уже столько лет грозится уволиться из-за тяжелой болезни ее матери. Думаю, ей можно это доверить…
— Что доверить?
— Воспитание ребенка. Гидеон аж подпрыгнул.
— Эй, черт побери, подожди-ка, Лавиния!
— Я понимаю, что это будет стоить тебе денег.
— Это мне уже стоило денег!
— Которых у тебя полно. Я прошу тебя сделать это для меня, Гид. — Лавиния не называла мужа Гид со времен их юности. От удивления Гидеон со вздохом плюхнулся на свой стул, а Лавиния уверенно продолжила: — Никто ничего не заподозрит, если миссис Шмитт уволится прямо сейчас. Она уедет отсюда за несколько месяцев до возвращения Лорны, а так как она постоянно говорит о своей больной матери, то все подумают, что уволилась она именно по этой причине. А в ответ на заботу о ребенке мы, конечно, обеспечим им с матерью безбедное существование до конца их дней.
Они задумались, Гидеон продолжал сидеть на своем стуле, Лавиния в своем кресле, размышляя о Лорне и своем внуке. В эти молчаливые минуты дедушка и бабушка ощутили всю тяжесть ответственности и заботы, к которой у них не лежало сердце.
Наконец Гидеон спросил:
— А сколько лет миссис Шмитт?
— Пятьдесят три.
— Она уже старая.
В этих словах Лавиния уловила первый признак того, что и Гидеона заботит будущее ребенка. — Ты можешь предложить что-нибудь лучше? — спросила Лавиния, выгнув дугой бровь.
Уперевшись локтями в колени, Гидеон посмотрел на пол и покачал головой, потом поднял взгляд на Лавинию.
— И ты согласна расстаться с миссис Шмитт, после того как летом чуть ли не умоляла ее остаться?
— Да, — просто ответила Лавиния. Она схватила мужа за руку, голос ее дрогнул, перейдя в шепот. — Ох, Гид… это будет наш внук. Как мы проследим за его судьбой, если позволим незнакомым людям усыновить его?
В течение многих лет Гидеон не проявлял нежности по отношению к жене, но сейчас он взял ее руку в свою и тихонько сжал.